— Знаю, — буркнул Тинсмит.
Хейли открыл дверь.
— Может, проводить тебя до дорожки?
— Олимпийцы ходят в одиночку! — провозгласил Большой Джон и вышел за дверь.
Он миновал длинный узкий коридор, в котором гуляли горячие сквозняки, и оказался на арене огромного стадиона. Раскаленный воздух обжигал кожу. Олимпиец глубоко вдохнул: с дыханием все было в порядке — инъекция уже начала оказывать действие, компенсируя недостаток кислорода в атмосфере. Помедлив еще мгновение, Большой Джон вышел из-под навеса и ступил на беговую дорожку.
Стадион издевательски взревел.
Не обращая внимания на шум и не показывая, что его задевают оскорбительные выкрики (впрочем, вряд ли найдется в этом мире хоть что-нибудь, способное задеть олимпийца), Большой Джон направился к своему противнику. Эмранцы относились к гуманоидному типу. Рост соперника составлял около пяти футов, а ноги поражали своей мощью. Массивные бугры мышц, огромные ступни, чуть косолапые, но идеально скроенные для стремительного бега. Гладкая бронзово-красная кожа, полное отсутствие волос как на теле, так и на голове, удлиненный череп. Большой Джон искоса оглядел противника. Сложен отлично, но вот грудная клетка размерами не поражала. Массивный нос, крошечный рот, выступающий подбородок. Так, значит, дышать ртом чужак не сможет. Если устанет, то второе дыхание у него не откроется. Довольный осмотром, Большой Джон отвернулся, не обращая больше внимания на эмранца и даже не подумав его приветствовать. Он подошел к линии старта и замер, устремив взгляд вперед.
Через несколько секунд к нему подошел официальный распорядитель-эмранец и протянул модернизированный райдер. В Галактике давно усвоили — олимпийцы признают только свой родной язык. Тинсмит отрицательно качнул головой, распорядитель пожал плечами и отошел.
Другой эмранец подошел к микрофону, и оглушительное эхо покатилось по стадиону. Трибуны неистово взревели, и Тинсмит понял: ведущий объявляет имя соперника. Через мгновение он услышал и свое имя, искаженное до неузнаваемости. Зрители издевательски засвистели. Затем эмранец зачитал условия соревнований — три круга по гаревой дорожке.
Подкинув монетку, секунданты разыграли место на внутренней стороне дорожки. Тинсмит даже не взглянул в их сторону. Эмранцу досталась внешняя. Под оглушительный рев трибун он вприпрыжку проследовал на свое место. Тинсмит не спеша двинулся вслед.
В ожидании сигнала он еще раз внимательно взглянул на эмранца. Чужак настолько походил на человека, что можно было даже понять его мимику. Сейчас лицо эмранца выражало сосредоточенность и крайнюю степень напряжения. Большой Джон усмехнулся про себя. А как же иначе? На бедняге лежит огромная ответственность. Самый быстроногий из расы великих бегунов. Эмранец, почувствовав на себе взгляд Тинсмита, обернулся и сложил губы в подобии дружеской улыбки. Тинсмит ответил холодным и бесстрастным взглядом.
Он ничего не имел против этого существа, как, впрочем, и против всех своих предыдущих соперников. Олимпийцы стремились к победе, но вовсе не жаждали стать свидетелями унижения соперников в присутствии переполненных трибун их соплеменников.
Но у олимпийцев не было выбора. Они должны побеждать. Если когда-нибудь олимпиец потерпит поражение, то миф о непобедимости Человека рухнет и люди превратятся просто в еще одну расу талантливых спортсменов. Большой Джон хорошо понимал, насколько неприемлем такой исход. Насколько он невозможен и немыслим. Но олимпийцы соревновались вовсе не ради того, чтобы другие расы смотрели на Человека снизу вверх. Олимпийцы жили ради таких вот минут всеобщей предстартовой лихорадки, когда издевательский свист и насмешки враждебно настроенных зрителей становятся все тише и тише, пока не повиснет наконец почтительная тишина, смешанная с благоговейным ужасом. Этот ужас относился не к данному конкретному олимпийцу, а ко всей его расе, великой и непобедимой.
Времени на размышления больше не оставалось. Гонка началась, и эмранец стремительно вырвался вперед. Тинсмит какое-то время пытался держаться рядом, но затем перешел на привычный для себя темп и принялся размеренно, и хладнокровно покрывать расстояние своими длинными мощными ногами, почти не прилагая усилий. Первую четверть мили он дышал только носом, проверяя эффективность препаратов; затем, удовлетворившись результатом, перешел к обычному способу дыхания: один вдох через каждые три шага.
Эмранец находился уже далеко впереди, и отрыв все увеличивался. Двести, триста ярдов. Олимпиец сохранял спокойствие. Ведь Хейли сказал ему об особенностях эмранца, а в своих возможностях Тинсмит не сомневался. Если информация Хейли верна, то он настигнет эмранца примерно через одиннадцать минут. А если Хейли ошибся…
Он чуть качнул головой. Хейли никогда не ошибался.
Толпа ревела, улюлюкала, свистела, то и дело взрываясь именем своего чемпиона. По всей Галактике пятьсот миллиардов зрителей наблюдали, как олимпиец все отстает и отстает; бегуны уже даже не попадали в один кадр. Тинсмит знал: Галактика затаила дыхание в ожидании чуда. Неужели час поражения настал? Неужели сегодня олимпиец проиграет?
И лишь Хейли спокойно сидел в своей ложе с секундомером в руках и спокойно покачивал головой. Малыш все делает правильно. Первые полмили за 1.49, миля за 3.40. Он поднес к глазам бинокль и с удовлетворением отметил, что на лице его подопечного нет и следа усталости и напряжения. С довольным видом он откинулся в кресле.
К концу второй мили разрыв не сократился, и даже горстка зрителей-людей тревожно замолкла. Но прошло еще немного, и Тинсмит медленно, но неумолимо начал догонять. После трех миль он снова отставал всего на двести ярдов, а когда до финиша оставалось полкруга, преимущество эмранца сократилось до ста пятидесяти ярдов.
Но этот разрыв сохранился и в тот момент, когда эмранец, а спустя двадцать секунд и Тинсмит вошли в последний поворот. Олимпиец не отрывал глаз от маячившей впереди бронзовой фигуры.