— Вы оплакиваете былое величие своего народа, верно?
— Нет, не верно. Прежде всего я хочу знать, как и почему это произошло и что сделало такой исход неотвратимым. А уж потом я решу, стоит ли плакать. А теперь, с вашего разрешения, Милнор, я пойду, мне нужно немного поспать.
— Понимаю. Если это не обидит вас, то я хотел бы сделать вам подарок.
— Подарок?
— Да, — кивнул; головой чужак, — его сделали руки Человека.
Брис с интересом ждала продолжения.
— Я думаю, — снова заговорил Милнор, — что если будете долго смотреть на него, то найдете ответы на большинство ваших вопросов.
— Я сильно сомневаюсь, что на свете существует такая вещь, которая поможет мне получить ответы на мои вопросы, — улыбнулась Брис.
— Одна есть, — ответил чужак.
Он открыл свою сумку и, пошарив в ней своей короткой и сильной рукой, достал древнейшее изделие рук человеческих, бережно протер его мягкой тряпицей и протянул его женщине.
Это было зеркало.
24. СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ
Примерно к середине семнадцатого тысячелетия галактической эры Человек, ослабленный и всеми гонимый, вновь обратился к религии. Новое религиозное течение не имело ничего общего с красочными обрядами древних. Незатейливая и прямолинейная вера, основанная на немногочисленных догмах, скорее напоминала этический кодекс, чем религию в традиционном понимании этого слова.
Навсегда останется загадкой, почему в тот самый момент, когда вымирающая раса нуждалась в утешении и покое, интерес к религии угас столь быстро, так и не собрав никого под ее знаменами.
«Происхождение и история разумных рас», т.3
Это была грязная маленькая деревушка, окруженная десятками таких же собратьев, — ядовитый и зловонный нарост на поверхности Раксара II. Жалкие каменные развалюхи окружали то, что некогда являлось городской площадью. В центре этой помойки возвышалось пыльное, заброшенное уже много лет здание церкви.
Михал торопливо пробирался вперед, стараясь не смотреть по сторонам и не думать о всей той грязи, что придется потом счищать с рясы. Левой рукой он прижимал к груди стопку книг, в правой держал платок, украшенный затейливой вышивкой, которым то и дело вытирал пот. Жара стояла одуряющая. Священнику безумно хотелось курить, но даже такой мелочи он не мог себе позволить. Табак в последние годы превратился в страшную редкость и стоил так дорого, что Михалу пришлось спрятать до лучших времен свою любимую старую трубку. Он заметил, как из-за угла полуразвалившегося здания украдкой наблюдает за ним маленькая, донельзя чумазая девчушка. Он улыбнулся ей и спросил:
— Ты знаешь, как найти Родата?
Она вытащила изо рта неимоверно грязный палец и ткнула им в сторону одного из домов. Священник поблагодарил ее, и девочка, словно испуганная крыса, шмыгнула в переулок. Проводив ее взглядом, Михал двинулся в указанном направлении. Подойдя к дому, он поискал несуществующий звонок и, не обнаружив его, постучался и толкнул дверь.
— Эй! Есть тут кто?
— Проходите, — отозвался хриплый голос из глубины дома.
Михал, миновав душный и темный коридор, оказался в крошечной комнатке. Здесь было еще жарче, чем на улице. В воздухе мельтешили какие-то насекомые, свободно проникавшие сквозь дыры в стене, некогда служившие окнами. На полу на грязном рваном одеяле лежал бородатый старик, худой и изможденный.
Михал решил, что ему никак не меньше восьмидесяти.
— Я отец Михал, — представился он, стараясь не смотреть на распростертое у его ног обнаженное, изъеденное болезнью тело.
— Новенький? — прохрипел старик. — А что случилось с отцом Ломилом?
— Его перевели на Спику II, — ответил Михал, про себя же подумал: «Вот везучий дьявол!»
— А отец Дегос?
— Он скончался. Вы — Родат?
Старик кивнул головой и зашелся в приступе кашля.
— Это мой первый день на Раксаре, — сказал Михал, когда кашель затих и старик обессилено откинулся на своем одеяле, — но я собираюсь пробыть здесь довольно долго. Мне говорили, что… — он замолчал, подыскивая слово.
— Что я умираю? — спросил Родат. — Да, это так, святой отец. — Чем я могу вам помочь?
— Помочь мне? — Михал растерялся. — Это я пришел сюда, чтобы облегчить ваши страдания и помочь вам обрести мир и утешение в… в последние часы.
— Я еще протяну три или четыре дня, святой отец, и не надо торопить меня, я еще не готов.
— Не надо так волноваться, — поспешил сказать Михал, заставив себя опуститься на пол подле умирающего. — Я останусь рядом с вами до самого конца.
— Решили устроить мне пышные проводы?
— Нет-нет! Я всего лишь хочу помочь вам подготовиться к встрече с Творцом.
— Ему придется подождать. Я не спешу.
— Не хочу поучать вас, но мне трудно будет вам помочь, если на пороге вечности вы полны таких мыслей. Ведь речь идет о Боге, а не о каком-то там важном господине, от которого можно отделаться усмешкой. Мы говорим о Создателе, готовом принять вас в свое Царствие.
Старик смерил его взглядом, потом отвернулся и сплюнул.
— Святой отец, вам еще многому надо научиться в этой жизни. Я верую в того же Бога, что и вы, но моя вера крепче вашей.
— Тогда просите Господа о прощении, и он дарует вам его, — терпеливо сказал Михал.
— Просить его о прощении? Прощении за что?
— За то, что Человек преступил его законы.
— И вы хотите сказать, что верите в эту блевотину? Да вы просто лицемер и лжец, святой отец.
— Прошу простить меня, но…
— Не трудитесь. Если уж я могу обойтись без прощения Божьего, то уж вы без моего обойдетесь и подавно. Вам лучше уйти отсюда и поискать более подходящее место для торговли религией.
— Я не торговец! — пылко воскликнул Михал. — Верите вы в Бога или нет, это никак не отражается на его истинах. Даже если бы все люди, когда-либо жившие в этом мире, не верили в творца, это не сделало бы его существование менее реальным.
— Не надо путать Бога и религию, святой отец. Бог всегда с нами. А религия приходит и уходит.