— Конечно же, нет! Сейчас я молю Его простить нам те грехи, что мы совершили за всю нашу долгую и кровавую историю.
— Вот как?
— Ты считаешь, что я не прав?
— Я не священник и мало смыслю в религии, — пожала плечами девушка. — Но я бы, скорее, попросила его убраться прочь и оставить нас в покое. Пускай позволит нам взобраться опять на ту вершину, с которой мы скатились.
— Прискорбно, что очень многие люди думают так же, как и ты, — вздохнул Михал. — В конце концов, если ты веришь в Бога, то наверняка…
— О, я верю в Бога, тут все в порядке, — девушка тряхнула головой. — Но еще больше я верю в Человека.
— Нет ли здесь небольшого противоречия? — мягко спросил священник.
— Оглянитесь вокруг, святой отец, — Пилар широким жестом обвела покрытые пылью улицы и полуразрушенные домишки. — Все это Божьих рук дело. А теперь вспомните про Делурос, Калибан, Землю — вот это дело рук Человека.
— Да, человек обустроил эти миры, но только с помощью и с позволения Господа. Бог в ответе не только за наши несчастья, но и за наши успехи.
— Правда, — легко согласилась Пилар, — и я смотрю на это как на сотрудничество Бога и Человека. Бог дает, а Человек берет. Правда, сейчас Бог не слишком-то щедр.
— Поэтому мы и должны молить о прощении грехов, за которые он обрек нас на нищету и страдания.
— Я слишком уважаю Бога, чтобы врать ему. А мое раскаяние будет настоящим враньем. Я не виню Человека за то, что он сделал. Религия — это ведь опора для души. Но если мы вынуждены врать и пресмыкаться, то какая же это опора? Это все равно что калечить самих себя ради его милостей. Как можно требовать подобной глупости?
— Никто не заставляет тебя лгать, Пилар. Религия — это лишь нить, связующая нас с Богом. И если ты чувствуешь эту связь, то раскаяние не может быть ложью.
— Но неужели вы не гордитесь деяниями Человека? Ведь Человек пришел на миллионы чужих и негостеприимных миров и создал их заново. Он придал Галактике форму, а возможно, и смысл. Почему я должна этого стыдиться?
— Но посмотри, куда нас это привело!
— В следующий раз мы будем умнее.
Михал вздохнул.
— Я думаю, нам лучше вернуться. Прошло уже почти сорок минут. Он, наверное, проснулся.
Остаток дня священник и девушка провели у постели больного.
С наступлением ночи его дыхание стало прерывистым, левая рука начала судорожно подергиваться. Наконец старик открыл глаза.
— Ты все еще здесь, священник? — прохрипел он.
— Я не покину вас, — торжественно провозгласил. Михал.
Старик невразумительно буркнул в ответ, судя по всему, что-то не слишком-то лестное для Божьего слуги. Неожиданно тело его напряглось, лицо исказилось от боли.
Михал подался вперед и взял старика за руку.
— Будьте мужественны, друг мой, — сказал он ласково, когда умирающий обмяк.
— И я тоже желаю тебе мужества, — неожиданно твердо ответил старик, — и силы.
— Мне? Почему?
— Потому что тебе понадобятся и мужество, и сила.
Священник помолчал, затем снова принялся читать молитвы. Но вскоре старик попросил его замолчать. Он лежал, стиснув зубы и дерзко устремив глаза в лицо вечности. Старик был готов к встрече с Создателем и не собирался уступать ему ни дюйма.
Отец Михал захлопнул свой ненужный молитвенник и вздохнул.
Неожиданно его охватило жуткое предчувствие. Ему вдруг показалось, что он проведет на этой планете многие, многие годы и жизнь здесь потребует от него бесконечного терпения.
— Наверное, ты прав, старик, — прошептал он. — Это будет долгий и трудный путь.
25. ПАЦИФИСТЫ
В книге «Происхождение и история разумных рас» никаких упоминаний о пацифистах не обнаружено.
Постепенно огромный зал заполнялся. Появились канфориты, высокие, стройные и величественные; занял свое место мускулистый и немного неуклюжий эмранец; в дверях толпились послы с Лодина XI, Кастора V, Проциона III. Все они были так непохожи друг на друга, как могут быть непохожи обитатели совершенно различных миров.
А в самом центре разноликой толпы, собравшейся со всех концов Галактики, стояли два человека.
— Смотри, как хорошо все обернулось, — сказал Липас своему более высокому товарищу.
— Даже лучше, чем я ожидал, — кивнул головой Том. — Мы все еще можем выкрутиться и сохранить при этом свое лицо.
К ним приблизился теронец, лицо которого скрывал толстый защитный шлем.
— Где ваша делегация? — спросил он.
— Они прибудут, не беспокойтесь, — ответил Том на галактическом К.
— Чем скорее они появятся, тем лучше, — объявил чужак и направился к группе хлородышащих.
— Непонятно, где они застряли, — прошептал Липас. — Мы не сможем долго тянуть резину.
— Они опаздывают всего на полчаса, — так же тихо ответил Том. — И, кроме того, ведь нет еще почти трети делегаций.
— Ну они-то могут себе позволить опоздать. А для нас это вопрос жизни и смерти.
Это была горькая истина. Именно ради Человека собрались здесь разумные существа со всей Галактики, и присутствие представителей любой другой расы было не так уж и важно.
Последнее столетие выдалось для Человека неимоверно тяжелым даже в сравнении с невзгодами, обрушившимися на него в начале тысячелетия. Из четырех тысяч миров ему принадлежало теперь менее пяти сотен. Военная мощь, столь огромная в период Олигархии и ранней Монархии, теперь исчислялась всего лишь 53 305 кораблями и регулярной армией в несколько миллионов человек. Конечно, это все еще была немалая сила, но лишь очень немногие расы могли позавидовать Человеку — большинство чужаков располагали куда более значительными арсеналами и куда более многочисленными армиями.
Экономика Человека пострадала даже больше, чем его военная мощь. Из 489 оставшихся в его власти планет 368 находились в тисках глубокой депрессии, да и остальные на пределе сил справлялись со всепожирающей инфляцией. Из-за отсутствия средств спутники Делуроса VI были проданы научным учреждениям чужаков, а вырученные деньги оказались быстренько проедены.
Куда ни глянь — Человек терпел поражение за поражением, и пропасть, куда он падал, казалась бездонной. Некогда локальные войны с чужаками превратились в полномасштабную войну обитателей Галактики против Человека; экономические санкции переросли во всегалактический бойкот, и чужаки теперь подписывали договоры и нарушали их с такой же легкостью, с какой прежде проделывал это Человек.