— У нас тевтонский вкус, — замечает она.
— Мы любим одно и то же, — соглашается Кляйн.
Они уже держатся за руки.
— Удивительно.
Мик Донган улыбается глумливо из противоположного угла; Кляйн бросает на него свирепые взгляды. Донган подмигивает.
— Пойдемте отсюда, — предлагает Кляйн.
Она уже открыла рот, чтобы сказать то же самое.
Он и говорят до глубокой ночи, а потом занимаются любовью до утра.
— Тебе следует знать, — торжественно объявил Кляйн за завтраком, — что давным-давно я решил никогда не жениться, а в особенности не иметь детей.
— Я тоже, — кивнула она. — Когда мне исполнилось пятнадцать лет.
Поженились они четыре месяца спустя. Шафером на свадьбе был Мик Донган.
— Значит, подумаешь? — спросил Гракх еще раз, когда они выходили из ресторана.
— Подумаю, — кивнул Кляйн. — Я уже пообещал.
Вернувшись в номер, Кляйн собрал чемодан, отдал ключи и расплатился. Он взял такси и прибыл в аэропорт задолго до отлета дневного рейса на Занзибар. На острове, в аэропорту назначения, его встретил все тот же невысокий и печальный человек — санитарный инспектор Барвани.
— Вы вернулись, сэр? Знаете, я так и думал, что вы вернетесь. Те, другие, уже несколько дней как здесь.
— Другие?
— В последний раз, сэр, вы предложили мне аванс на случай, если в моих силах будет предупредить вас о прибытии некой персоны. Эта персона, сэр, вместе с двумя известными вам компаньонами в данный момент находится здесь.
Кляйн аккуратно положил на стол санитарного инспектора банкноту в двадцать шиллингов.
— Что за отель?
Барвани поджал губы: двадцать шиллингов явно не оправдали его ожиданий. Не дождавшись реакции Кляйна, он сказал:
— «Занзибар-Хаус», как раньше, А вы, сэр?
— «Ширази». Как и в прошлый приезд.
Когда сообщили, что звонит Дауд Барвани, Сибилла работала во внутреннем дворике отеля, разбирая черновики, накопленные за день.
— Проследи за бумагами, чтоб их не сдуло, — предупредила она Захариаса, исчезая в вестибюле «Занзибар-Хауса».
Вернулась Сибилла недовольная.
— Неприятности? — спросил Захариас.
— Хорхе. Уже едет в отель. Пока в свой.
— Вот ведь зануда, — скривился Мортимер. — Я до последнего надеялся, что Гракх приведет его в чувство.
— Видимо, зря, — отозвалась Сибилла, — Что будем делать?
— У самой идей нет?
— Так больше продолжаться не может. — Сибилла покачала головой. — Это, по крайней мере, ясно.
Насыщенный влагой и пряными ароматами воздух напоминал о долгом сезоне дождей, который только закончился. За дождями пришел сезон лихорадочного плодородия: толстая лиана за окном номера выбросила чудовищные желтые цветы, похожие на медные трубы, вся растительность вокруг отеля цвела, пахла и одевалась свежими, полными влаги листьями. Кляйну не надо было выглядывать в окно, чтобы ощутить единый порыв всего живого к обновлению. Его самого распирала энергия: он расхаживал по номеру, перебирая в уме разные военные хитрости. Немедленно идти к Сибилле в отель? Ворваться силой, наплевать на крики и возможные последствия, потребовать объяснений: зачем она выдумала фантастическую историю о воображаемых султанах? Нет, конечно. Больше никаких споров, никакого нытья. Он найдет Сибиллу, не поднимая шума; говорить будет тихо и убедительно; оживит воспоминания о любви; напомнит о Рильке, Вирджинии Вулф и Германе Брохе, о солнечных днях в Пуэр-то-Валларта и темных ночах в Санта-Фе, о музыке и нежности. Он не воскресит их брака, ибо это невозможно, но воскресит память о незабвенном союзе. Сибилла не сможет опровергнуть существование прошлого, и они вместе изгонят его, как изгоняют дьявола. Они освободятся, негромким голосом обсуждая перемены, вторгшиеся в их жизнь, и тогда — через три, четыре или пять часов — он, Кляйн, с помощью Сибиллы примет неприемлемое. Вот и все. Он не будет требовать, не будет умолять; не будет просить ни о чем, кроме помощи на один вечер. Помощи в деле избавления его души от бесполезной, разрушительной одержимости. Несмотря на капризность, своенравие, легкомыслие и непостоянство, присущие мертвецам, Сибилла не найдет причины отказать. Она сама поймет, насколько это желательно. И тогда — домой. Слишком долго он откладывал начало новой жизни.
Когда Кляйн собрался выходить, в дверь постучал коридорный.
— Сэр? К вам гости,