– Ли! Как поживаешь?
Студент из золотых, с которым мы вместе изучали дамианскую философию, сидящий за столом в центре зала с новыми друзьями, выкрикнул мое имя. Они почти закончили трапезу, рифленые стаканы с летним вином почти опустели. Они обернулись и с улыбкой смотрели на меня, подзывая к себе.
– Не хочешь присоединиться к нам? Можем сдвинуть стулья…
Я почти ощутил, как Энни едва не отпрыгнула назад. Очевидно, посиделки с едва знакомыми людьми оказались для нее непосильной задачей.
– Спасибо, И2эн. Не стоит беспокойства. Рад был вас всех повидать…
Я улыбнулся им, пожал руку Иэну и повел Энни и Дака в глубину зала, на ходу отмечая присутствие других стражников, которых легко можно было узнать по форме. Конечно же, здесь оказались Пауэр и Дарий с несколькими девушками из класса риторики. Меня удивило, что в дальнем углу за отдельным столиком сидели Рок и Лотус. Я повел Энни и Дака к свободной кабинке. Энни села так, что ее спину и бок прикрывали две стены, и принялась оглядывать зал с таким видом, словно сидела на спине дракона, обозревая вражескую территорию. Дак протиснулся в кабинку следом за ней, стараясь лишний раз не задевать ожоги, скрытые формой.
– А где здесь буфет? – пробормотала Энни.
– Его здесь нет.
– Тогда как же…
Энни умолкла. К нашему столику подошла молодая женщина в униформе официантки, которую я видел еще до Революции. На ее запястье блестел железный браслет.
– Что будете заказывать?
Дак восхищенно уставился на официантку. Энни покраснела, как случалось всякий раз, когда ей приходилось общаться с официантами.
– А что у вас сегодня в меню? – поинтересовался я.
Официантка принялась с воодушевлением рассказывать, и это было лучшее, что я слышал за последние годы. Я сделал заказ, а затем Дак, ошарашенный обилием выбора, попросил блюдо, в котором был бекон. Энни, которая, судя по всему, не поняла ничего из того, о чем мы говорили, пробормотала, что хочет то же самое, что и я.
– Сейчас принесу ваши напитки.
Мы смотрели, как она удаляется, и вдруг Энни вздрогнула.
– Как думаешь, сколько ей платят?
Я часто делал обходы вместе с Трудовой Призывной Комиссией и потому точно знал ответ на этот вопрос.
– Прилично. Гораздо больше, чем большинству неквалифицированных рабочих на мануфактурах и в шахтах.
Постепенно привыкнув к окружающей обстановке, я начал прислушиваться к разговорам, и меня поразило, сколько людей вело беседы на драконьем языке. Ведь в городе, где этот язык ассоциировался с триархистскими группировками, предпочитали говорить на каллийском. Однако здесь, где для выходцев из патрицианских семей драконий язык был родным, он звучал повсюду. Этот не употреблявшийся повсеместно язык звучал как пародия на старую жизнь.
«Но дело не в том, что сам по себе я против цензуры, но не кажется ли тебе, что он заходит слишком далеко…»
«Несомненно, однажды я предпочту красное дамианское каллийскому…»
Принесли наш заказ. В Обители мы всегда ели досыта, и, приехав из Элбанса, я и не думал о том, чтобы интересоваться качеством этой еды. Однако здешние блюда сильно отличались от того, что я пробовал раньше. Овощи идеально сдобрены специями, стейк, прожаренный снаружи, оставался розовым внутри, картофель полит маслом. Энни, едва взглянув на свою еду, набросилась на нее с ножом и вилкой так, словно боялась, будто блюдо вот-вот исчезнет.
Когда-то давно я обратил внимание на то, как Энни ведет себя за столом. В детстве она жадно поглощала еду, и я научился ей подражать, но сейчас, в этой роскошной столовой, созданной для смеха и удовольствий, на это трудно было смотреть. Когда Дак принялся восторгаться своим ланчем, заявив, что это «лучшая на свете еда», я протянул руку через стол и коснулся ее запястья.
– Не торопись, – пробормотал я.
Она оторвалась от тарелки. Ее глаза округлились, она смущенно заморгала, а затем кивнула.
Это была одна из самых странных трапез в моей жизни. Я ощущал вкус еды, и он был очень неплох, он был именно таким, каким я его помнил. До того, как узнал, каково это – быть благодарным за саму возможность поесть. И в то же время меня не покидало ощущение, что Энни следит за мной, преисполненная решимости повторять все мои движения, несмотря на то, что ей было стыдно. Я изо всех сил старался медленно продемонстрировать все правила вежливого поведения за столом, не допуская лишних комментариев, и потому Дак даже не догадался об уроке хороших манер за столом для Энни. Она повторяя за мной, так же, как я, вонзала вилку в стейк, а затем отрезала от него кусочек ножом, не позволяя ему скрежетать по тарелке. При помощи ножа подталкивала горошины к вилке, а закончив трапезу, положила приборы рядом с тарелкой. Такие манеры были присущи человеку, который не боится умереть от голода.