Если тренировка шла паршиво… Целебная ванна и служанка с руками бога массажа всегда были к моим услугам. Клянусь, иногда она так разминала мне все косточки, что я напоминал потом ходячее в блаженстве желе на гнущихся ножках.
После полудня же я был волен заниматься чем хотел, если не отрубался до следующего дня, как в первые тренировки. Чаще всего хотелось просто помахать утяжеленным бокеном, беготни мне на полосе хватало.
Свист воздуха от ударов и вес меча в руке настраивали на серьезный лад и успокаивали ум. Да и дед одобрил, основы фехтования всегда хороши, и это хорошо укрепляло руки и спину.
Но все это было лишь ягодкой на торте, главное – это рост реацу. С момента пробуждения и начала тренировок деда я начал рывками расти в объемах резерва и плотности. Это напоминало то, как раскрываются цветки, принимая с благодарностью солнечный свет и влагу.
С такой же жаждой мое перетруженное тело вытягивало духовную силу из глубин души, питалось ей и впитывало, делая сильнее, быстрее и крепче.
Когда я падал неудачно и готов был услышать хруст костей, то инстинкты и страх укрепляли тело до такой степени, что я вообще ничего не почувствовал. Нередко я прыгал не туда и дальше, чем хотел, потому что не успевал привыкать к растущим возможностям. Но те же тренировки на столбах так же быстро помогали привыкать. Мне все больше казалось, что в этом и смысл подобных тренировок.
Боль от наказаний заставила синяки сходить за считанные часы. Усталость? Про нее я мог вспомнить только тогда, когда кончалась реацу.
С каждым днем, с каждым часом, мое тело и разум все больше приспосабливались к бытию чего-то большего, чем обычная человеческая душа.
Что-то внутри, в глубинах моего я, стремилось расти, крепнуть. Как будто душа уже знала, какого это, быть сильной, и стремилась вернуть это чувство как можно скорее. Сильнее, быстрее, крепче и лучше. И я становился.
И это чувство было приятнее и желанней любого удовольствия, которое я испытывал до сих пор. Могу с уверенностью сказать, что по уровню силы уже прочно нахожусь на уровне хорошего студента из Академии, еще не ступив и шагу под ее прославленные своды.
Я рос в силе так быстро, что стал замечать от слуг и стражников опасливые и уважительные взгляды, чего раньше не было. И по ним же понял, кто в поместье хорошо чувствует реацу, на всякий случай отметив про себя перспективных, возможно, людей.
Гордился ли я этим? Если не лукавить, то да, немного гордился. Чуть-чуть и молча. Если бы этого чувства не было, я бы сам думал, что с головой что-то не так. Но не позволял себе большего, четко зная где я и кто в иерархии силы Трех Миров. Все еще где-то там, внизу, одна из песчинок земли, на которую не глядя наступают настоящие воины.
В целом, распорядок жизни не особо изменился, только тренироваться стал жестче. Я сам удивлялся, как быстро привыкаю ко всему, что в меня бросает дед. Мой характер или «талант» тому виной? А может, тому виной баснословно дорогие лекарства в целебных ваннах? А может, браслет с осколком Зампакто деда, который он не собирался пока забирать? Скорее, все вместе.
Вечера под звездным небом, когда облаков не было, я все так же посвящал расслаблению у пруда с карпами. В иные дни забирался в секретные архивы в кабинете отца просто читал с пузатым чайником зеленого чая и нагло объедался вареньем среди секретных донесений прошлого.
Иногда рисовал кандзи Каллиграфии до полного отупения и онемения в мозгах, пока в разуме не появлялось чистейшее чувство бессмысленного озарения, ни на что не направленного, но после которого спалось так сладко, что иной сон казался кощунством.
Я назвал это спокойной жизнью начинающего шинигами аристократа и с чистой совестью ей наслаждался.
До сего дня. Когда пришло первое личное письмо от отца, в белоснежном конверте с жирной чернильной печатью, пузатом от написанных строк. С первым серьезным поручением. И пришло оно необычно.
***
Я спокойно обедал в комнате Каллиграфии, когда тихий стук застал врасплох. До этого еще никогда, ни единого раза слуги не прерывали мой обед. Отложив палочки на тарелку с едва тронутой и прекрасно запеченной белой рыбой, с лоснящейся от жирка и сочности боками… Я к тебе вернусь, моя дорогая.
- Да?
Дверь отъехала в сторону, открывая мне неуверенное лицо с квадратной челюстью. Высокий и мускулистый мужик в темном кимоно и с изящным деревянным наплечником на правом плече. На лакированном дереве защиты легко виден выжженный герб моей семьи.