- Девушка по имени Аой, - легко отвечаю. – Я убил ее. Ты знаешь, почему и как.
- Да, - стиснул зубы до скрипа Аикава. – Я все знаю. Я пытался тебя простить, отпустить все это. Но когда к тебе во снах приходит близкий человек и говорит: «Почему ты не мстишь за меня?»… Я так боялся твоего фона, последствий, если нападу на Окикибу, гребанного, Судзина, что мой меч отказывался признать меня. Вот почему я так долго не мог постичь Шикай. Но не теперь! Теперь я…
- Заткнись, - бесцеремонно прерываю речь высокого метиса. – Уже пять лет прошло. Говори мечом, наконец, трус.
Обвинение в трусости словно стегнуло быка плетью. Аикава с такой силой стиснул зубы, что заиграли желваки. Его глаза покраснели.
Синеватая аура реацу проявилась вокруг его тела, подняв бурю из ветра! Он сходу хочет активировать Шикай. Я ответил тем же.
- Дубиной с шипами, сокрушаю вулканы! Ломай, Тенгумару! – взревел Аикава во всю глотку.
Какой безвкусный призыв, отметил про себя. Я же говорил тихо и спокойно, с опытом опуская часть призыва Шикая.
- Раскройся, Цукигами но Каса.
Громадная дубина черного металла и острых шипов взлетает в руках Аикавы, как пушинка, ложась на плечо. Дубина так огромна, что больше самого шинигами. Один удар таким зампакто обещает любого врага превратить в фарш и мясную пасту.
Моя шпага и зонт на его фоне кажутся просто хрупким произведением искусства против грубой и простой военной мощи.
Лав больше не тратит слов, он прыгает, как огромная горилла, замахиваясь дубиной. Тень накрывает меня, свист воздуха, когда Тенгумару проносится сквозь него огромным весом и массой.
И это было в сюнпо. Так медленно… Чему учил тебя Лейтенант?
Я помню его бой с Оторибаши, как я затаив дыхание пытался следить за скоростными фигурами. А сегодня, спустя всего пять лет, он вообще не восхищает меня. Не пугает.
Обычно я сражаюсь так эффективно и быстро, как могу. Но сегодня… Мне, пожалуй, необходимо послать всем сообщение. Отряд должен узнать мою силу, должен знать, что я не тот, с кем легко так связываться. Это редкая возможность показать всем себя.
Решив это, я немного опустил начавший подниматься клинок.
- Цуки Усаги (Лунный Кролик), - прошептал я.
Дубина опускается! С грохотом камней и треском плит! Пыль и осколки брызгают во все стороны.
Грохот столкновения и дрожь земли заставили людей в толпе моргнуть. А когда они смотрели, где там мясная лужа, ее нет.
Я стою невредимый прямо позади Аикавы Лава. Спина к спине, почти касаясь. Мой зонт даже издевательски закрывает тенью его макушку от полуденного солнца.
- Слишком медленно, - произнес я.
Спина Аикавы вздрогнула. Он резко развернулся, бьет, дубина рвет воздух! Пыль предыдущего удара словно ураган смахнул. Но снова мимо.
Теперь я стою честно напротив него. Мы поменялись местами с начала боя.
- Ты пожалеешь, что не ударил меня сейчас, - обещает посерьезневший Лав.
То, что произошло сейчас за секунды – показательное выступление. Я мог бы уже убить Лава, если бы захотел. Это было кристально ясно.
Унизил ли я этим оппонента? Да.
Потому что нехрен так расслабляться в бою со мной. Я что, манекен? Вот так спокойно стоять и ждать удара прыгающего бабуина.
- Как сильно бьешь, - легкомысленным тоном комментирую я. – Убить меня хочешь?
- Это вызов за звание. Что, если убью? – равнодушно отвечает Аикава, перехватывая дубину.
- Да ничего, - улыбнулся уголками губ. – Разумеется, что это священная традиция, моя Семья ничего тебе не сделает. Так что не сдерживайся!
Ух ты, папа бы гордился мной. Я научился так врать в лицо и не краснеть.
Дедушка мог бы смириться, он шинигами. И он не такой слабохарактерный, как Аикава, поддавшийся несправедливой мести.
Ичиро Окикибу никогда не сдерживали так называемые правила. Он воспринимает их скорее как интересные препятствия, которые нужно обойти или сломать, чтобы достичь цели. А уж цель отомстить за убитого сына будет для него очень мотивационной.
Лав резко опустил дубину горизонтально, навершие смотрит прямо на меня, скрывая за собой половину тела врага. Вся дубина быстро вспыхивает пламенем!
Вулканоподобное пламя ревет и хлещет воздух красными языками! Жар так силен, что у меня потрескивают брови. За ревом огня прячется голос:
- Хифуку но Кодучи! (Огнедышащий Молот)