– Думаю, сэр Бэлдвин украл его, – тихо пробурчала девушка. Женщина устало опустила руки:
– Мы уже не раз обсуждали этот вопрос. Прекрати упрямиться! Джеймс прекрасный юноша, не суди о нём, пока не узнаешь. Мы с твоим отцом ни за что не отдали бы тебя нечестному и неблагородному человеку. Сегодня вечером ты изменишь своё мнение о нём. А сейчас ступай в комнату, пусть тебе поскорее сделают причёску. Ах, да, и не забудь надеть то колье, которое тебе прислал в подарок сэр Бэлдвин. Ему будет очень приятно! – она прикоснулась тёплыми губами ко лбу девушки и скрылась за одной из отделанных искусно вырезанными фигурами дверьми, стуча каблуками по розовому мрамору.
Роуз выскочила на улицу, едва успев накинуть на себя меховую шубку. Свежий морозный воздух быстро заполнил лёгкие, сгорающие от духоты и жара зажигающихся свечей. Из маленького розового рта девушки вырвались белые клубы пара. Она не обращала внимания ни на холодеющие и краснеющие пальцы, ни на замерзающие уши, ни на колючие ощущения на щёчках, быстро наливающихся мягким розоватым оттенком, словно сам закат разливался по её фарфоровому личику. Девушка побежала вперёд, быстрее, пока не хватилась мисс Поль, её гувернантка с ужасной манерой растягивать слова. Мать будет недовольна её выходкой, и её волосы всё ещё оставались не заколотыми и свободно развивались при беге. Роуз преодолела брусчатый мостик, перекинутый через небольшой покрытый лёгким слоем льда прудик, и по которому скоро проедут разряженные кареты. Девушка явственно представила себе стук колёс, так что ей почудилось, будто гости уже пребывают, и она побежала ещё быстрее. Нужно всего немного времени, побыть наедине с собой, в последний раз почувствовать себя свободной от всего и всех: от обязательств, наскучивших правил этикета, которые так часто заставляют повторять, и от этого нежеланного замужества. Здесь, в этом небольшом редком лесочке, усыпанном зимним серебром, она сможет быть собой. Здесь не важен твой фамильный род и твои богатства, запрятанные в сундуках, здесь всё настоящее и не терпящее притворства. Роуз прислонилась ладонью к стволу высокой сосны, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Солнце медленно уплывало за горизонт, предоставляя место вечерним сумеркам и бросая последнюю оранжево-огненную позолоту на белый холст леса. Девушка медленно шла вперёд, прислушиваясь к таинственным звукам, наполняющим мир. Но это было время тишины, момент, когда два мира – ночь и день – сходятся вместе, образуя тонкую грань новой вселенной, переливаясь друг в друга, и в этот момент всё замирает, даже само время.
Но внезапно девушка почувствовал удар и резкий холод, прокатившийся лёгкой волной от шеи по всему телу.
– Эй! – крикнула Роуз и обернулась, ожидая увидеть какого-нибудь озорного мальчишку из деревни, незаметно подкравшегося и бессовестно запустившего в изящно одетую леди снежком. Но никого позади неё не было, по крайней мере, ей показалось так сначала.
– Поднимите свой суровый взгляд чуть повыше, миледи! – раздался наглый юношеский голос, а за ним последовал и короткий смех. Девушка подняла голову и увидела молодого человека, вальяжно развалившегося на ветке дерева, одним плечом облокачиваясь на ствол. Эта ветка выглядела довольно хрупкой, и как она только выдерживала его?
– Так это ты запустил в меня снегом? – недовольно крикнула Роуз.
– Прошу прощения, что нарушил ваше задумчивое одиночество! Любите гулять среди этих сугробов?
– Мне нравится слушать, как разговаривает снег, – всё с теми же недовольными нотками в голосе, произнесла она.
– Слушать, как разговаривает снег? Забавно! – он ухмыльнулся, и на его лице промелькнуло что-то озорное, словно маленькая искорка света. Девушка стала разглядывать незнакомца, ничуть не скрывая своего любопытства. У него были белые взъерошенные волосы, которые были так похожи на настоящий снег, что казалось, стоит только дотронуться до них рукой, как послышится такой знакомый и приятный мягкий хруст, а с головы полетят снежинки. У юноши было худое бледноватое лицо с резко очерченными скулами, будто бы срезанными, как куски льда; тонкие губы, то и дело растягивающиеся в немного дерзкой улыбке, придающей этой холодной внешности весеннюю теплоту. Ну, а глаза, с тем же вниманием разглядывающие и саму девушку, сияли синевой, такой тёмной и глубокой, что, казалось, таили в этом море нечто неизведанное, те картины, которые видел только он.