— Мы нашли для неё приют, и она очень хорошо справлялась. Она родила красивую, здоровую маленькую девочку, которую назвала Эмили.
Джексон смотрел прямо перед собой, избегая её анализирующего взгляда. Не смотри на ребёнка. Она назвала ребёнка в честь их матери, которая умерла, когда они были детьми. Когда они ещё были друзьями. Пока они носились по лесу, граничащему с их домом, играя в Бэтмена и Робин, до тех пор, пока мать, всегда с улыбкой, не позовёт их на обед, всегда приготовленный ею. Это все было, очень давно. Такой другой мир, что иногда он задавался вопросом, а было ли это на самом деле.
Он смотрел на колени, видя улыбку своей матери, такую же, как и у его сестры. Это был образ, о котором он редко позволял себе думать потому что, если и есть что-то, что может поставить его на колени, это была мысль о его матери, его сестре, о той, которая у него когда-то была. По его мнению, это была слабость, и он ненавидел слабость в себе и других.
— Я слышал, что Луис умерла. Я не знал, что у неё был ребёнок.
— Ты не пришёл на похороны.
— Я не думаю, что на самом деле в этом был смысл.
— Она покончила с собой.
Он кивнул, не обращая внимания на скручивающиеся внутренности.
— Я знаю.
— Это было шоком для всех нас. Я нашла ребёнка на пороге церкви. Её ребёнок. Эмили. Ей был всего один месяц. Твоя сестра оставила записку, с просьбой найти дядю ребёнка, Кристофера Джеймса.
Ему не нужно было смотреть на неё, он и так знал, что у неё в глазах стоят слёзы.
Кристофер Джеймс. Крис, как его мать и сестра называли его. Он взболтнул виски в стакане, наблюдая, как пламя от огня танцует в янтарной жидкости. Он не знал, какое его количество смогло бы облегчить эту боль. Он понял, что ничто не может прекратить выворачивающую наизнанку боль или болезненные воспоминания. Луис не усвоила этот урок.
Эмили. Его сестра родила ребёнка. Этого ребёнка. Может быть, ей было лучше без её брата. Он не понаслышке знал, что кровь ничего не значит, когда человек злоупотребляет наркотиками. Он пришёл к этому трудным путём. Джексон посмотрел на Ханну.
— А как насчёт отца ребёнка?
Её зелёные глаза, которые не врали, были полны боли. Часть его ненавидела это – ненавидела, что сострадание и боль были настолько подлинным. И маленькая, крошечная часть его, которая не хотела, признать это, чувствовала себя утешенной ею.
Ханна покачала головой.
— Она не знала, кто отец. Ты – единственный родственник Эмили. Ты зарегистрирован как её ближайший родственник.
Ему нужно было прекратить это, прежде чем в её голове возникнут сумасшедшие идеи.
— Так чего ты от меня хочешь? Подписать какие-то документы? -
— Я хочу, чтобы ты её удочерил.
Джексон почувствовал, как кто-то одним сильным рывком вырвал его внутренности. Это было смешно. Абсурд. Одно дело – сообщить ему о том, что у него была племянница, и совсем другое – ожидать, что он её примет.
— Ты шутишь?
Он подавил брань, которой, как он думал, не хватало в этом заявлении, чтобы попытаться вести себя культурно.
Она медленно покачала головой.
Он лишился дара речи. Она на самом деле хотела, чтобы он оставил ребёнка своей сестры. Сестра, которая отвернулась от него, предала все, что он когда-либо для неё делал, и пыталась его погубить. Он с отвращением отвернулся от Ханны. Ханна была ответственна за то, что свалила все это на него. Он не просил этого дерьма. Он должен был позволить ей уехать. Удочерить малышку. Сама идея того, чтобы удочерить малышку была настолько безумна для него, что он даже не пытался её осмыслить.
— Джексон?
В тихом голосе, который пытался вернуть его к разговору, он услышал озабоченность. Он точно знал, что она сейчас делает. Она хотела, чтобы он говорил, чтобы открылся. Ещё чего. Его мышцы напряглись ещё сильнее. Он уставился в огонь.
— Ты ничего обо мне не знаешь. Я руковожу компанией. Я работаю по двенадцать часов в день и живу в пентхаусе в центре Торонто. Я ничего не знаю о младенцах. Я не хочу ребёнка.
Это её не смутило. Она сложила руки на коленях и смотрела на него спокойно.
— Она твоя плоть и кровь, Джексон. Это было последнее желание твоей сестры.