Стих шорох камней под ногами у разбойников, Ваня схватил отца за руку.
- Папа, путники! Их трое, на верблюдах! Это же волхвы! Они идут поклониться младенцу Иисусу! А разбойники хотят на них напасть! Мы должны их предупредить. Бежим им навстречу! Скорее!
- Подожди, Ваня. Ты же слышал, они пройдут здесь, другой дороги нет. Они-то эту дорогу знают. А вот мы можем в темноте заблудиться и разминуться с ними. Останемся здесь.
Ваня нехотя согласился. Минуты бежали одна за другой, и они совсем потеряли счет времени. Оба молчали, но молчание это было совсем не таким, как раньше, когда они шли рядом, не говоря ни слова – страшно недовольные друг другом. Андрей обнял сына, и ликование всего мира снова охватило их. Это была чудесная ночь, и они знали, что другой такой никогда не было и больше никогда не будет – ведь именно сейчас Создатель всего сущего стал человеком, чтобы избавить мир от владычества смерти. Пройдет тридцать три года, Христос взойдет на крест и спустится в ад. И скорбь охватит землю – чтобы на третий день смениться радостью воскресения. Но это будет совсем другая радость – взрослая, прошедшая через муки и страдания. А сейчас мир ликует так, как это могут делать только дети.
- Слышишь? – вздрогнул Ваня. – Бубенчики!
И правда, издали донесся тихий звон. Они вышли из-за камня и стали ждать. Наконец вдали показались темные силуэты вьючных животных с всадниками на спинах. Вот они поравнялись с камнем и чуть было не прошли мимо, но Андрей шагнул вперед.
- Подождите! – сказал он, с удивлением понимая, что говорит на незнакомом языке. – Подождите!
Всадники остановили верблюдов и выжидательно смотрели на Андрея с Ваней. Один из волхвов – а это, конечно же, были они! – выглядел очень старым и усталым, одежда второго выдавала жителя далекой-далекой страны, а черная кожа третьего сливалась с мраком ночи, и только белки глаз поблескивали, отражая звездный свет.
- Впереди, в лощине вас ждут разбойники. Вам нужно пойти другой дорогой. Мы слышали их разговор и ждали вас, чтобы предупредить.
- Другой дорогой? – с сомнением переспросил старший. – Но она намного длиннее, а у нас мало времени. Видите эту звезду? Она ведет нас туда, где родился новый Царь Иудейский. Царь всего мира. Мы идем поклониться Ему и принести свои скромные дары – золото, ладан и смирну.
- Но если вы поедете короткой дорогой, - с отчаяньем выкрикнул Ваня, - разбойники убьют вас! Пожалуйста, поверьте нам!
- Мальчик прав, - кивнул темнокожий. – Новый Царь уже родился. И лучше мы опоздаем, чем не придем вовсе. Ну и что, что кто-то опередит нас и поклонится Ему первым? Разве это важно?
- Нет, неважно, - ответил ему чужестранец. – Нам нечем наградить вас. Но за нашими верблюдами на поводу идет ослик, вы можете сесть на него и поехать с нами. Хотите?
- Папа, мы увидим младенца Христа и Его Матерь! – воскликнул Ваня. – Только… Послушайте, вы ведь едете в Иерусалим, к царю Ироду, да?
- Конечно, - кивнул старший. – Ведь Ирод – царь, а Младенец – стало быть, его сын.
- Нет! Вам не надо туда! Я вам все расскажу! Вам надо…
Ветер с особой яростью швырнул снег им в лица и вдруг утих. В просветах туч показались луна и звезды. За деревьями стояли дома и манили к себе сотнями огоньков.
- Папа! – Ваня плакал, уткнувшись в куртку отца. – Ну почему мы не могли остаться там подольше? Ведь мы же могли уговорить волхвов отправиться сразу в Вифлеем, и тогда Ирод ничего бы не узнал, и не погибли бы тысячи младенцев, а Иосифу, Богородице и Иисусу не пришлось бы бежать в Египет. Но самое ужасное, что мы могли увидеть Христа – и не увидели!
- Но ведь ты встречаешься с Ним каждый раз, когда приходишь в храм, когда молишься, разве нет? – Андрей, утешая, прижал сына к себе. – И еще… Теперь ты поверил мне, что Христос рождается снова и снова, из года в год? И все евангельские события снова и снова происходят в наших сердцах. Поэтому волхвы не могли поехать в прямо Вифлеем. Понимаешь?
- Да, пап.
Ваня вытер варежкой слезы и улыбнулся. И на его лицо упал отсвет вышедшей из-за туч яркой звезды – не такой, конечно, яркой, как Вифлеемская, но все же…
А может, Андрей ошибся и свет этот был оттуда? Потому что на следующее утро, на литургии, когда Ваня, причастившись, отходил от чаши, свет этот продолжал сиять на его лице…