Первый па и первый вальс зазвучали в высокой зале, зеркала в янтаре отражали чистейшие искры света. Всё и вся сияли в торжестве истинной победы. Они были отверженными, но вновь поднялись с колен, плачьте все, их было не сломить, подняли белоснежные флаги ввысь, к небесам. В мире пролился заново свет. И был плач, искрили бриллиантами слёзы радости, звёзды смеялись, наблюдая с небес.
Это лишь полотно времени. Всё будет после. Сквозь страдания и кровь. Сейчас же прозвучал в звёздной длани первый па, первый вальс. И кто-то, кто-то пропел на заре, проведя смычком по натянутым струнам скрипки.
2007 год, город Флагстафф, штат Аризона, детский дом имени Марии Магдалины.
Оторвавшись от чтения, опустив ладонь на страницу, девушка подняла голову, прислушиваясь. Помимо привычных звуков ночи, на пару невесомых мгновений прозвучало что-то ещё. И этот звук, появляющийся с недавних пор редко, заставил её испуганно сжаться на кровати, и сильнее натянуть одеяло, словно это может помочь, укрыть от злобы гостей из нижнего мира. Однако, чувство прибытия гостей очень быстро отступило. Их присутствие в подобный час довольно часто нападает на неё, пугает, не даёт уснуть.
Но к счастью, это всего лишь ощущение.
Дымка рассеивается, и девушка спокойно выдыхает. Вновь опускает усталый взгляд в раскрытую книгу в твёрдом, стареньком, затёртым ею чуть ли не до дыр, переплёте. Жёлтая страница яро освящена огоньком золотистой свечи. Яркое пятно мирно, тихо, ложится на печатные буквы, из которых складываются удивительные в своём смысле предложения. Говорящие, чистые, по-настоящему живые.
Британскую прозу от начала семнадцатого, до двадцатого века можно назвать шедевральной. Книги этих столетий покоряют своей простотой и искренностью, тонкими, уверенными фразами о самых главных чувствах: любви, верности, семье.
«Когда тебе страшно, самое лучше — повернуться лицом к опасности и чувствовать что-то тёплое и надёжное за спиной».
Несколько раз, перечитав эти слова, она осторожно улыбнулась лишь краешком аккуратных губ, да синими глубокими глазами. Слегка, словно кошка, довольно сощурившись, она легко представила, как опирается на это самое тёплое и надёжное. Как слегка трётся об него, впитывая долгожданный жар.
Девушка тотчас открыла глаза, и, громко фыркнув, откинулась на жёсткую спинку кровати. Такова была реальность.
Подтянув выше, чуть ли не до шеи, одеяло, бросила взгляд на часы, они как раз, через пару минут, готовились бить три часа ночи. С улыбкой выдохнув, блеснув сиянием глаз, осмотрела комнату, скрытую в темноте ночи. Тени неторопливо прыгали вокруг одинокой свечи, слабо освещавшей хрустящие страницы.
И она боялась этих теней, в совершенстве зная, кто за ними скрывается. Знала и проклинала свою беспомощность.
Раздражённо выдохнув, рассердившись на трусливые мысли, девушка опустила взгляд в книгу.… И, в страхе, застыла. Ледяное, знакомое с раннего детства дыхание вырвалось из горла. Белая, холодная дымка неторопливо явилась, не желая быстро рассеиваться, в насмешку над девушкой.
На минуту, а может, чуть меньше, чуть больше, но она замерла, не в силах сдвинуться с места.
Как пронзительный визг раздался из-за стены.
К девушке не сразу вернулась способность двигаться, целое мгновение она провела в бездействии, испуганно округлив глаза, сжавшись, молясь Богу о том, чтобы ей на самом деле всё показалось.
Спрыгнув с кровати и схватив со стола увесистый коричневый мешочек, не тратя времени на мелочи и раздумья, запрещая ярому страху вновь одолеть тело и разум, она ринулась вон из комнаты, шлёпая босыми ступнями по каменному полу.
С разбегу, с лёгкостью открыв дверь, она ворвалась в комнату подруги, по инерции сделала ещё несколько шагов. Ей бы хотелось взлететь вместо неё к небесам. Или же рухнуть сквозь пламя земли. Ступней едко касалась тягучая, липкая кровь, с каждым мгновением образующая озеро вокруг бездыханного бледного тела. Рыжее пламя красоты этого дома кануло в вечность.
Она приблизилась к трупу. Ветер духов больше не внушал страха, эта карусель бесконечна, сотни лет всё возвращается на круги своя. Призрак улетел. Но придёт час, и он придёт вновь. Тут, главное, не струсить.
Кровь купалась в щиколотках девушки, обагрила края пижамных штанов. Её солёный запах, имеющий привкус железа, заполнил комнату и готовился покинуть её пределы. Слышался топот бегущих на крик воспитательниц. Их крики и резкие рыданья.
В её ушах стоял лишь пронзительный крик, вновь и вновь, по кругу, превращающийся в хриплый, захлёбывающийся в крови, ужасе и боли, визг. Он не отпускал, застыв навеки в окаменевших серых глазах.
— Не волнуйся, грядёт восточный ветер, — жёстко ухмыльнувшись, не обращая на вцепившихся в её рукав, что-то требующих, воспитательниц.
И, теребя в руках уже бесполезный мешочек, девушка, измазывая себя ещё тёплой кровью, села возле тела лучшей подруги, провожая ту в очередную, на сей раз, последнюю, поездку.
========== В старых домах часто обитают призраки ==========
Шевроле Импала 1967 года, объёмом бензобака три с половиной литра, резво рассекала заснеженные дороги, мчась в сторону места очередной охоты. Из окна вырывалась оглушительная песня «I Like Your Style Baby». Сидящий за рулём парень громко, похлопывая левой рукой по дверце машины в такт песни, подпевал солисту. На соседнем сиденье, перечитывая не так давно распечатанные бумаги, сидел высокий парень, привычно не обращая внимания на шумного старшего братца.
В машине было тепло, несмотря на дичайший, свойственный для этой местности зимой, холод. Липкие хлопья снега тянулись к окнам машины, и старший Винчестер то и дело включал дворники, сбрасывая с лобового стекла снежинки. Зимой рано темнело, а из-за заноса в кювет около десяти миль назад, братья не успевали, как изначально собирались, прибыть в детский дом в первой половине дня. И теперь дело приближалось к семи часам вечера, когда охотники мчались по дороге, ведущей в «Прибежище гроз», как называли дом местные.
— Дин, — положив листы на колени, повернув голову к брату, недоумённо проговорил парень, — в этом доме постоянно происходили убийства, начиная ещё со времён войны, собственно, как раз незадолго до неё бывшую графскую усадьбу и переформировали в детский дом.
— Промежуток времени между убийствами одинаков?
— Частично. До середины семидесятых годов убийства происходили каждый раз в определённый день и час, после регулярность смертей исчезла, между ними могли проходить промежуток времени как год или десятилетие, так и несколько дней.
— Тип убийств такой же, как у последней жертвы? — Выруливая к детскому дому, замечая свет фонаря, застывшего над высокой дверью, уточнил Дин, задумчиво нахмурившись.
— Это ещё интереснее! — Чуть ли не восторженно ответил молодой мужчина, заставив родного брата удивлённо скосить на него глаза. — Убийства, разумеется, зачастую носили одинаковый тип, но, тем не менее, регулярно изменялись. То тело находили повешенным на люстре в собственной комнате, то утопленным в ванне, удар тока, порой обитатели детского дома набрасывались друг на друга, или же, как в этот раз, жертва оказывалась полностью обескровлена.
— Итак, очередной труп этого дома купается в луже собственной крови, более чем любопытно, не правда ли?
Старший братец широко усмехнулся, становясь на парковку под окнами дома.
— На охоту, Сэмми, — подмигнув брату, парень выключил громкую музыку.
В кабинете у директора было тепло и светло, в отличие от красочного вида на улице. Женщина спокойно слегка улыбалась братьям, не подозревая, кто скрывается за аккуратными лицами с корочкой ФБР. Бывшая комната с лёгкостью, много лет назад, была преобразована в строгий кабинет. Но, несмотря на его предназначение, тона казались мягкими и светлыми, не внушающими тревоги маленьким жителям дома. Как и лицо директора. Приятное и располагающее, и от частых прошлых улыбок у неё вокруг глаз скопились морщинки, ломаные, похожие на лучики солнца.