— Уговор? С тобой? — хмыкнул Матвей.
— Именно. Ты сейчас не пьешь и включаешь телефон. И живешь дальше. Если будет так же тяжко, всегда можно вернуться к такому решению вопроса, но все ведь еще может измениться, если ты передумаешь, — Бес умоляюще смотрел на Севера, продолжая цепляться за его локоть.
Матвей поставил наполненный стакан на стол и уперся руками о гладкую поверхность.
— То есть, ты уверен, что если я сейчас вылью это пойло в унитаз, моя жизнь круто изменится?
— Ну зачем сразу в унитаз? Закрой крышечкой и поставь в холодильник, мало ли как сложится… — зашептал Бес, но затем, словно получив хороший тычок, скривился: — Ладно, в унитаз, так в унитаз.
— Мне незачем жить, копыторогий, я профукал любовь, я потерял сына, — покачал головой Матвей, — так что уйди с дороги, не мешай.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь, — загадочно ответил Бес, и Север в изумлении увидел, как у того отваливаются рога, Бес едва успел их подхватить. Сложил на барную стойку перед Севером и продолжил: — Ты забыл, какой сегодня вечер? А ведь ты даже не попробовал ничего пожелать и ничего попросить, зато готов сделать шаг в вечность, не подумав, нужен ли ты там кому-нибудь именно сегодня. А может, как раз сейчас там до тебя дела никому нет дела, а? Что скажешь?
— Странный ты, копыторогий, — Матвей качнул головой, ведь ни копыт, ни рогов у Беса уже не было. Может, и правда попробовать чего-то пожелать? Или попросить?
Он бы пожелал, чтобы можно было отмотать время назад, он вышвырнул бы из дома всех друзей, продолжал любить свою Аленькую, и никогда никуда ее не отпустил. И не было бы той вереницы женщин, которыми он окружил себя в попытках забыть ее, он не женился бы на Лизе тоже в очередном приступе раскаяния и в надежде собрать свою жизнь из осколков. Потому что все было напрасно, Матвей по-прежнему любил Альку Соколову, не мог забыть ее, и эта любовь превратилась в хроническую болезнь, терзающую его и медленно его убивающую.
Да и Димки не было бы, а без него и этой изматывающей боли, смешанной с чувством вины и горечью потери. А потом он увидел девочку, красивую, похожую на его Птичку, но с голубыми, как летнее небо в ясную погоду, глазами Матвея Северова. Если бы он удержал возле себя свою любимую девочку, сейчас у него была бы такая дочь.
«Катя, — прошелестело где-то над ухом, — ты назвал бы ее Катюшка», — и он даже зажмурился от этого видения.
— Хорошо, — медленно просипел, поднялся и вылил содержимое бутылки в раковину. Бес чуть слышно вздохнул. Север взял телефон и нажал на «включить».
Десять пропущенных звонков от Лизы, ему стало нехорошо. Дрожащими пальцами нажал вызов и услышал захлебывающийся от плача голос:
— Матвей, едь скорее сюда, он жив, это была клиническая смерть, она святая, эта докторша, стала его реанимировать, его седечко заработало, ты слышишь, Матвей, наш Димка живой…
— Слышу, слышу, не плачь, я уже еду, — говорил, а сам пробовал справиться с дрожью в теле и трясущимися руками. Не глядя на Беса, бросился в гараж, благодаря… сам не зная, кого благодаря, что не стал пить и теперь может сесть за руль, а через несколько минут уже мчался по вечерним улицам.
— Как ты добился его возвращения? — спросил Бес Ангела, примостившись на заднем сиденьи северовской «Хонды». — Ваши такое не очень любят.
— Батю попросил, — коротко и не очень охотно ответил Ангел, — он помог.
***
Алька сразу его узнала. Он возмужал, раздался в плечах, но при этом оставался все тем же умопомрачительно красивым парнем, в которого она, семнадцатилетняя девочка, влюбилась сразу, лишь только ей показали издали самого видного парня университета. Темные волосы, голубые глаза — королевская порода. Алька пропала и несколько месяцев изнывала от безответной любви, а потом вдруг случилось настоящее чудо, потому что Матвей Северов стал проявлять к Альке интерес.
Она попыталась поначалу сопротивляться, но устоять против его напористых ухаживаний просто на смогла. Дальше было как в сказке, свидания, поцелуи, а потом та волшебная ночь после ее восемнадцатилетия и страшное, жестокое утро. Теперь ей приходилось смотреть в любимые — все еще так же любимые — глаза и говорить об остановке сердца, как об обыденном рядовом событии. Ну почему именно ей пришлось сообщить ему о смерти сына?
Алька вернулась в операционную, нужно отключить приборы. Она остановилась, рассматривая мальчика. Лет пять, а может четыре, на Матвея совсем не похож, а может, это от того, что черты заострились… И вдруг она ясно увидела сигнал на экране монитора. Этого не может быть, приборы все зафиксировали… Да к черту приборы! Алька позвала на помощь и достала дефибриллятор. Только бы запустилось сердце, только бы заработало, а дальше она все сделает как надо, она спасет малыша, если только сейчас у нее все получится…