— Ничего удивительного, — бросил он и бережнее прижал к груди ребенка. — Все девчонки от меня без ума. Большие и маленькие.
Сара почувствовала, что краснеет — вспомнилась та игра на постели. Тогда она вдруг почувствовала себя такой привлекательной, такой желанной! И еще: живо представилось, каково это — быть его возлюбленной. Угораздило же встретить его именно теперь, в самый неподходящий момент!
— Ну что, видите?
— Нет. Может, он ушел?
Алек незаметно посмотрел в проход между столиками.
— Еще здесь.
Сара удивленно округлила глаза. В помещении был только один мужчина.
— Вы имеете в виду этого рыжего?
— Да, этот малый явно из клана Доунсов. Вылитый Тим. Лет через сорок.
— Да-да, верно. — Сара обхватила себя руками, зябко поежившись. — Как здорово, должно быть, иметь такие глубокие корни. Много родных, на которых всегда можно положиться…
— Видите ли, мы с сестрами были еще детьми, когда отец умер, а мама начала пить и… мы оказались предоставлены самим себе.
Алек ощущал, как медленно и неотвратимо втягивается в ее коварные сети. Слова срывались с губ как-то сами собой, помимо его воли и желания. Но он убеждал себя, что в ответ и ей захочется поделиться чем-то сокровенным, облегчить душу. И он позволил воспоминаниям прошлого выплеснуться наружу, снести высокую и неприступную стену, воздвигнутую им вокруг собственной души.
— Сколько вам было тогда?
— Десять лет.
— Почему же никто не взял над вами опеку?
— Потому что я был слишком хитер, — пояснил Алек с горечью и гордостью одновременно. — Я решил, что все эти органы опеки только ухудшат дело. Девочки не хотели разлучаться… и все мы любили мать. Не так уж трудно было заставлять ее расписываться на официальных бумагах. Можно сказать, для меня это стало делом чести. Вообще для меня семья была и остается чем-то очень важным.
Явилась Лесли с заказом, и Алек обрадовался возможности оборвать свою исповедь.
— Скажите… вон тот человек… — начал он, кивая в сторону рыжеволосого.
— А, доктор…
— Не родственник ли он…
— Мы все здесь чьи-нибудь родственники, — довольно резко оборвала его хозяйка и тут же махнула кому-то у кассы. — Прошу простить, меня ждут посетители.
— Странно, стоит заикнуться об их семьях, как здешние жители тут же замыкаются, — произнес Алек, вспомнив Хола и фотографию в конторе гаража.
— А почему вы не проводите Рождество с сестрами? — спросила Сара.
— Потому! — отрезал он, старательно сдабривая гамбургер зеленым салатом.
— Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь рассказали о себе подробнее, — проговорила Сара, доверительно наклоняясь к нему через стол. — Что вы делаете тут, в этой гостинице, один, в разгар Рождества? Без жены, без подруги… Почему вышли в отставку?
Алек принужденно улыбнулся. Это дознание оказалось тяжелее, чем он предполагал. И так уже он поведал ей о своем детстве больше, чем открывал даже близким друзьям. Вдобавок они, кажется, поменялись ролями. Это ему хотелось бы знать, что она здесь делает.
— Почему это вас интересует, Снегурка?
Теперь, считая ее Келли Хаттон, Алек не мог заставить себя называть ее Сарой.
— Потому, — передразнила она. — Потому что мне не все равно. Знаю-знаю, это не мое дело. — Она вскинула руки. — Вы для меня всего лишь ворчливый незнакомец, который интересуется скорее не мной, а моим ребенком. И все же вы чем-то нравитесь мне, Алек.
Он криво усмехнулся. Женщине нужно обладать недюжинным характером, чтобы с такой прямотой требовать отчета от крепкого орешка вроде него. А то, что она и сама мастерски владела искусством лицемерия, очаровывало и притягивало еще больше.
— Не хочу, чтобы сестры видели меня таким, — отрезал он.
— Каким?
— А вот таким! Поверженным, беспомощным… Таким, которого собственные товарищи признали негодным по ничтожному поводу! — Он помолчал, пытаясь унять заново вспыхнувшую обиду. — В представлении сестер я остаюсь непобедимым, и мне не хочется разочаровывать их. Простое невезение они могут принять за слабость. Не знаю уж, что миссис Несбит наговорила вам о моей отставке…
— Только то, что вы служили в ФБР и получили пулю.
— Ну так знайте, что отстранение меня от оперативной работы было величайшей несправедливостью. Мой отдел был… и остается… лучшим во всем ведомстве! Я вложил в это дело всю жизнь. Всю, без остатка! Но происходит нелепейший случай — и меня сажают в контору заниматься бумажками.
— А вас это не устраивает.
— Ни в коей мере. — Он решительно мотнул головой. — Разработка операции на бумаге — это лишь первый шаг. Главное — грамотное воплощение. Чувство опасности… оно электризует… дает ощущение подлинной жизни!.. Со мной поступили гнусно, уж можете мне поверить!