– Видать, не забыла, – допивая пиво, изрек Антон Антонович. – Что скажете, детектив?
– Грустная история, – вздохнул Крымов. И тоже допил пиво.
– Ага, – согласилась с ним Кассандра. – Очень грустная.
Седые брови Долгополова съехались к переносице.
– Нечего грустить, когда по вашему городу ходит дочь самого Одина и мечтает о мести. И, кстати, почему именно тут, а не в шведском Вестербурге? И почему бронзовая скульптура этой дамочки – копия Метелицы? Каким образом ее занесло сюда, в Царев?
– Я уже пыталась выяснить, каким образом, – сказала Кассандра. – Она считается произведением неизвестного автора середины все того же девятнадцатого века. Но об этом нам лучше всего расскажет Павел Иванович Кравцов. – Она взглянула на детектива: – Андрей, ты помнишь его?
– Разумеется, у меня даже есть его телефон. Если он на работе, напросимся в гости. Антон Антонович, вы готовы?
– Вы меня об этом спрашиваете? – возмутился старик и пружинисто встал со стула. – Звоните, и поехали. Немедленно! И за пиво заплатите, у меня мелочи нет.
4
Услышав о старинной бронзовой скульптуре «Неизвестной дамы» из Пушкинского парка, Кравцов очень оживился. Это была его тема, так он сказал. Искусствовед ждал их через полчаса. От летнего кафе до музея можно было добраться и пешком, но они доехали на раритетном черном блестящем «жуке», вызывая неподдельный интерес у автолюбителей и прохожих.
– А мне нравится ваша машина, Антон Антонович, – выходя, у дверей музея, сказала Кассандра. – Экзотика. Модерн. Стиль. Просто класс – честное слово. Правда, Андрей?
– Полностью согласен, – кивнул детектив. – Ничем не хуже египетской колесницы. Только без четверки жеребцов, конечно.
– Остряки, – миролюбиво огрызнулся Долгополов.
Летом в музее особая благодать – минимум посетителей и долгожданная прохлада. Аромат полотен чувствуется особенно остро. И, как всегда, в этом безлюдье шаги и голоса отзываются эхом.
По мраморной лестнице они поднялись на второй этаж.
Кравцов, пожилой дядечка благородной наружности, усадил их рядком на диван, по-домашнему присел на край стола и спросил напрямую:
– Откуда такой интерес к нашей бронзовой незнакомке? Между собой, кстати, мы ее называем «Дамой с зонтиком» или «Строгой дамой». Как я помню, вы – детективы, а не искусствоведы. В чем она замешана? Что незаконное совершила? Или, постойте, – сообразил он, – она вас интересует в связи с тем нелепым событием, что произошло в парке?
– Нас интересует, кто ее автор, вот и все, – просто объяснил Крымов. – Ну и, возможно, кто ее прототип. Есть хотя бы предположения?
– Предположения есть. В середине девятнадцатого века из Санкт-Петербурга в Царев приехал молодой художник-академист Венедикт Смолянский, обладатель большой золотой медали, восходящая звезда. И уже заходящая, увы.
– Почему заходящая? – спросила Кассандра.
– Туберкулез, – развел руками Кравцов и встал со стола. – Печальная история. Неизлечимый по тем временам недуг.
– Так-так, – поглядев на своих спутников, пропел Антон Антонович Долгополов. – Очень интересно.
– Да-с, – встав у окна, продолжал Кравцов. – Он приехал лечиться в нашу знаменитую кумысолечебницу купца Постникова – она многих вытащила с того света. По крайней мере, продлила жизнь. К тому же у него здесь были корни – бабка-промышленница имела свой дом. Приехал он с двумя товарищами: художником Семеном Зарубиным и начинающим писателем и журналистом Генрихом Лапшиным-Трюггви.
Крымов и Кассандра оживленно переглянулись.
– Очень интересно, очень! – даже подался вперед Долгополов. – Продолжайте.
Кравцов обернулся.
– А что в этом такого интересного? Для вас, если не секрет?
– Пока что тайна, – хитро ответил старичок в костюме хаки.
– А у вас какая специализация? – спросил у пожилого гостя настойчивый искусствовед. – Вы особый расследователь по искусству?
– Я больше по демонологии. Моя специализация – белая и черная магия, – как ни в чем не бывало пооткровенничал старичок. – Белая – для своих, черная – для чужих. – И предупредил: – Ко мне в неприятели лучше не записываться. Пара наговоров, щепотка порошка – через минуту враг чихает и кашляет, а через полчаса – брык, и набок. Как таракан после дихлофоса.
– Остроумно, – кивнул Кравцов.
– Да, я такой, остроумный, – тоже кивнул Долгополов.
Андрей и Кассандра едва справлялись с улыбками. Но тема трех залетевших в Царев из Санкт-Петербурга молодых людей творческих профессий уже завладела ими.