Стефани замерла в нерешительности. Благоразумие подсказывало ей бежать куда глаза глядят от этого странного предмета. Кто знает, вдруг он сейчас взорвется, как колба в комнатах доктора Милленштейна? Сгореть заживо ей совсем не улыбалось.
Но вокруг было тихо, если не считать завываний ветра, а снег понемногу припорашивал находку. В конце концов, любопытство, взращенное на историях о сэре Августине, пересилило Стефани, и она робкими шажками приблизилась к воронке. Понимая, что ничего не происходит, девушка осмелела и опустилась на колени, пытаясь разглядеть загадочное нечто.
Первой бросилась в глаза ткань. Стефани не сомневалась, что это именно ткань, а не какая-нибудь подозрительная штука из россказней перепуганных крестьян. Вот только цвет у нее был странный. Темно-зеленые и бежевые пятна смешались воедино, образуя причудливый рисунок. Такую расцветку не носили даже пикты, что уж говорить об остальном благородном обществе. Пройдясь взглядом дальше, Стефани наткнулась на… локоть.
Она отпрянула, взволнованно дыша. Человек! По крайней мере, локоть был вполне себе человеческим, с небольшой ссадиной на выступающей косточке. Получается, Стефани увидела руку человека, одетого в одежду странной расцветки и с короткими рукавами. Но кто в здравом уме выйдет на улицу без шубы в декабрьский мороз?
Покачав головой и закусив губу, девушка потянулась и смахнула снег с тела. Ох, будь проклята леди Керолайн со своим сэром Августином и его десятью способами разделать труп! Стефани полагалось завизжать и броситься прочь, но, слушая в течение уже двух лет про различные убийства и кровавые ритуалы, она совершенно лишилась испуга, став не такой женственной, как полагалось леди.
Обнаружилось, что это мужчина. Он лежал, уткнувшись головой в снег, и лишь когда Стефани разгребла сугроб, смогла хорошенько разглядеть незнакомца. Помимо странной одежды, ее внимание привлекли слишком короткие волосы. Никто из знакомых лордов не стригся так, чтобы сквозь мелкий «ежик» просвечивала кожа. В моде главенствовали локоны, которые светские щеголи забирали лентой на затылке. Или хотя бы такая длина волос, чтобы прикрывали воротничок камзола. Даже крестьяне красовались лохматыми головами. Может, это беглый преступник? Стефани мало знала о них и не могла с уверенностью сказать, бреют ли им головы налысо.
Девушка разглядела малиновые от холода уши незнакомца и покрасневший кончик носа. Темные брови вразлет и мощную челюсть, выдававшую во владельце склонность к упрямству. Небольшой шрам на виске показался ей ударом от сабли, но неглубоким. Поразмыслив, Стефани пришла к выводу, что мужчина слишком красив для преступника. В ее воображении и в книгах леди Керолайн у преступников всегда были вырванные ноздри или низко нависшие надбровные дуги, а этот незнакомец обладал правильными, почти каноничными чертами лица и скорее походил на самого сэра Августина, которого описывали как «мужественного воителя в алом плаще, подобного ангелу».
Попытавшись расчистить от снега обнаженную руку мужчины, Стефани наткнулась на странную черную трубку с различными ответвлениями. Одно из таких ответвлений походило на ручку, также тут имелся длинный ремешок, как если бы трубку иногда вешали на плечо, но для чего все это предназначается, девушка, как ни ломала голову, так и не смогла догадаться. Решив, что после приборов доктора Милленштейна ее уже ничем не удивить, Стефани до поры утратила к трубке интерес.
Приложив ладошку к губам мужчины, девушка с радостным облегчением почувствовала теплое дыхание. Довольно с нее мертвецов на страницах книг. Этот, реальный человек, оказался живым. Вот только мороз крепчал, а поляна в лесу была не лучшим местом для полураздетого незнакомца. Стефани попробовала подхватить его подмышки и потащить, но смогла сдвинуть едва ли на пару дюймов. Он оказался слишком тяжелым для ее комплекции, что, впрочем, и следовало ожидать, ведь она обладала телосложением истинной леди, как любила говаривать ее мать.
Тогда Стефани поступила наоборот. Она быстро закидала мужчину снегом, надеясь, что это убережет его от ледяного ветра. Оставила открытым только лицо, чтобы мог дышать. Затем, подхватив тяжелые юбки, бросилась бежать домой.
Пару раз нога попадала в сугроб, и Стефани падала. Поэтому старый конюх Теодор едва не отдал богу душу, когда вышел проверить, как там корова, которую в непогоду прятали в конюшне. Увидев почти кубарем катившийся со склона комок из снега и развевающихся на ветру каштановых волос, пожилой слуга схватился за грудь и прислонился к стене конюшни.
Стефани некогда было разбираться, что уж там привиделось Теодору. Она ворвалась в теплое пахнущее навозом помещение, быстро нашла взглядом сани, прислоненные к дальнему стойлу. На них возили дрова из леса, чтобы топить камины в доме. Лошадей в Ривер-Веллей давно не держали, даже корова объедала семейство, но ее Стефани берегла как зеницу ока, потому что детям требовалось молоко. Поэтому девушке приходилось самой впрягаться в сани и возить груз.
Что, впрочем, она и поторопилась сделать. Подхватив упряжь, Стефани поволокла сани наружу. Пока Теодор охал, признав в девушке хозяйку, та уже устремилась обратно в лес.
Незнакомец лежал под снежным покрывалом там, где она его оставила. По-собачьи ловко раскопав воронку, Стефани подтащила сани поближе и с натужным стоном все-таки перевалила на них тяжелое тело. От физических усилий она совершенно перестала ощущать холод и резкий ветер. Ее щеки раскраснелись, волосы растрепались, юбки путались в ногах, а из груди вырывался горячий пар.
Тащить сани оказалось делом привычным. То количество дров, которое Стефани привозила из леса, едва ли уступало по весу мужчине. Девушка сама гадала, зачем тратит последние силы, ведь ей придется урезать свою порцию, чтобы накормить гостя, когда тот придет в себя. Но потом она поняла, что оставить человека на морозе было бы слишком жестоко. Даже сэр Августин предпочитал добивать пиктов, а не бросать их на медленную смерть. А он ведь был нереальный персонаж.
Теодор по-прежнему стоял у конюшни, когда Стефани приволокла находку. Она порадовалась, потому что слуга помог ей снять тяжелого незнакомца и внести в дом. Сама бы девушка наверняка не справилась, устав от нагрузки. Впрочем, от дряхлого старика тоже проку было мало. Едва втащив мужчину в дом, они буквально уронили его на пол.