Появление за столом нового гостя показалось ей многообещающим, но, увы, он с головой ушел в разговор с Матильдой. Валери раздраженно уставилась на нее, не понимая, что находят в ней мужчины. В этот момент Ройдон поднял голову, и их взгляды встретились. Очевидно, он только сейчас заметил ее присутствие, и его это потрясло. Ройдон замер, густо покраснел и поспешил возобновить беседу. Валери повеселела. Эти драматурги не так просты! Никогда не знаешь, что от них ждать. В одно прекрасное утро они просыпаются знаменитыми, зарабатывают кучу денег, и их наперебой приглашают в самые лучшие дома.
Джозеф, которого Натаниэль с самого начала подозревал в том, что он потворствовал приглашению Уиллоби, бодро заявил, что «запах опилок снова щекочет ему ноздри». Ройдон подумал, что он когда-то выступал в цирке, но Джозеф поспешил разубедить его.
– Помню, в Дурбане, когда я играл Гамлета… – начал он.
– Престань, Джозеф, ты что-то путаешь, – перебила его Матильда. – Ты в жизни не играл Гамлета.
– Грехи молодости, – улыбнулся тот.
Но Ройдон не проявил к Гамлету интереса. Он небрежно отмахнулся от Шекспира. Для него куда важнее был Стриндберг. Что до комедий Пинеро, в которых блистал Джозеф, драматург припечатал их одной фразой:
– Все это старье!
Джозеф приуныл. Он как раз приготовил один милый анекдот из тех времен, когда играл в Сиднее роль Бенедикта, но Ройдон вряд ли сумел бы оценить его. «Какой самодовольный молодой человек», – подумал Джозеф, с грустью налегая на закуску.
Мод поднялась из-за стола, и Поле пришлось оборвать разговор о пьесе Ройдона. Она с досадой последовала за другими женщинами.
Мод привела их в салон. Это была большая и холодная комната. Две напольные лампы у камина давали мало света, поэтому по углам гнездилась густая тень. Пола зябко поежилась и включила люстру.
– Ненавижу этот дом! – воскликнула она. – И он нас тоже ненавидит. Меня даже мороз по коже продирает.
– Что вы имеете в виду? – спросила Валери, оглядев гостиную.
– Сама не знаю. Кажется, здесь случилось нечто ужасное. Вы чувствуете эту зловещую атмосферу? Хотя нет, вряд ли.
– Вы намекаете на привидения? – У Валери дрогнул голос. – Если так, я ни за что не останусь ночевать!
– Привидения тут ни при чем, – возразила Пола. – Просто в доме есть что-то такое… В общем, я постоянно это ощущаю. Матильда, будешь курить?
Та взяла сигарету.
– Спасибо, милая. Может, сядем дружной компанией у камина и станем рассказывать истории о призраках?
– Ну нет! – передернула плечами Валери.
– Не обращайте внимания на Полу, – посоветовала Матильда. – У нее слишком романтичное воображение. С домом все в порядке.
– Жаль только, нет батарей, – заметила Мод, устроившись поближе к огню.
– Мы не об этом, – сухо бросила Пола.
– Кстати, вот откуда у Натаниэля радикулит, – добавила Мод. – Эти сквозняки…
Валери принялась пудрить носик перед висевшим над камином зеркалом. Пола беспокойно ходила по комнате и курила, роняя пепел на ковер. Матильда, присев напротив Мод, попросила:
– Пола, буду очень признательна, если ты перестанешь перед нами мелькать. А если прекратишь мучить Натаниэля пьесой своего друга, то вечер станет намного приятнее.
– Плевать мне на вечер. Я хочу, чтобы его пьесу поставили на сцене!
– Любовная лихорадка? – Матильда насмешливо вздернула брови.
– Господи, Матильда! Неужели ты не понимаешь, что любовь тут ни при чем? Все дело в искусстве!
– Ах, прости.
Мод, уже успев открыть книгу, воскликнула:
– Надо же! Императрице было всего шестнадцать лет, когда в нее влюбился Франц Иосиф. Как трогательно.
Пола застыла посреди комнаты и уставилась на нее:
– Какая императрица?
– Австрийская, дорогуша. Сейчас трудно представить, что Франц Иосиф когда-то был юношей, правда? Но, говорят, он был очень красив, и она влюбилась в него с первого взгляда. Конечно, ему следовало жениться на ее старшей сестре, но когда он увидел Елизавету с ее волосами чуть ли не до пола…
– И какое это имеет отношение к пьесе Уиллоби? – удивилась Пола.
– Никакого, милая. Просто я читаю о ней интересную книгу.
– Ничего интересного, – буркнула та и снова начала расхаживать по комнате.