Это заняло немало времени, но наконец его веки потяжелели, дыхание и биение сердца замедлились, а боль в руке утихла.
Сознание ушло.
Через некоторое время его пробудил шаркающий звук с первого этажа.
По телу пробежали мурашки, а в ушах возник растущий визг.
Господи, да успокойся. Показалось.
Он услышал снова: медленный, скользящий, запинающийся шорох. Кто-то двигался по паркету гостиной.
Словно по дому волочили Ханну.
Он сел, наклонил голову, весь обратился в слух. На миг все стало тихо. Но он не вообразил этот звук. Что-то внизу двигалось.
Не шум водонагревателя. Потолочные вентиляторы не работали. Определенно не холодильник.
Может, что-то снаружи. Деревья шуршат на ветру?
Снизу раздался внезапный скребущий, скрежещущий звук. Из гостиной, - понял он.
Затем низкое мяуканье.
Кошка!
Наверное, соседская кошка передумала и вернулась. Но как она смогла проникнуть внутрь? Он выбрался из кровати, влез ногами в тапочки и спустился по лестнице вниз. Ночник в дальнем углу, который он включал каждый вечер, давал теплый, золотистый свет, а шторы на окнах слегка танцевали, когда их покачивал воздух из отверстий обогрева вдоль пола. Снова послышалось скребыхание, от переднего окна. А потом низкое, хриплое «мяу». Он шагнул вперед и отдернул занавеску. Сперва он видел только плотную тьму за стеклом. Затем внизу возникла пара ярко-зеленых глаз, не спускающих с него взгляда.
Он наклонился приглядеться к животному.
Кошки не было. Только глаза.
- Боже!
Он выпустил шторы, почувствовав, как волосы на загривке встали дыбом, будто по ним ползали пчелы. Он не верил своим глазам.
Отвернувшись к лестнице, он понял, что в комнате что-то не так. Необычно. Свет, где его быть не должно.
Вот, на елке: одиноко пылал ярко-алый рубин.
Какого черта?
Наверняка это отражение на шарике. Но нет. Это яркая, горящая красная лампочка.
Нет, не лампочка.
Когда он осознал, что видит, сердце замерло на несколько секунд, а потом забилось с удвоенной силой.
Невозможно.
ЭТО, БЛЯДЬ, НЕВОЗМОЖНО.
Сферическое украшение с длинной иглой на дне. Красный стеклянный самоцвет в центре сиял кроваво-красным, словно внутри пылал костер.
Шарик, которым он убил Ханну. Шарик, который теперь спокойно лежал глубоко в трясине в дальнем конце участка. В доме такой был один-единственный. И все же именно он, вне всяких сомнений, висел на елке.
Медленно сфера поворачивалась, пока пылающий зрак не уставился прямо на него.
Глаз. Пристальный алый глаз со скошенной радужкой и горящим, расширенным зрачком.
Глаз моргнул.
Все нервы в его теле заискрились. Хотелось бежать, сорвать украшение с ели и разбить, со смехом, с криком.
Но он мог только стоять и смотреть в ошеломленном молчании.
Он учуял что-то горящее - электрическое, как ему показалось. Электрическое, да, но с добавлением мерзкого, рыбного запаха. Вонь от какой-то дохлятины.
Из полости, в которой находился самоцвет, словно стал сочиться черный дым. Узкие черные колечки разворачивались и становились щупальцами, достающими до пола, танцующими по паркету, как ищущие пальцы. Его непослушные мышцы позволили сделать пару неверных шагов назад. Все инстинкты вопили бежать к оружию, которое прежде всего олицетворяло в доме безопасность.
Но картина перед его глазами была невозможной, а сама мысль о том, чтобы сразиться с этим при помощи пистолета, вызвала у него приступ дикого хохота.
Но что еще остается делать?
Паралич спал, он побежал. Взлетел быстро, как мог, по лестнице в спальню, к тумбочке, где держал девятимиллиметровый Глок 19. Схватив, он бросился в коридор, сознательно не думая о невероятности ситуации, отказываясь в ужасе забиться в угол.
Выйдя на лестничную площадку, он снова расслышал, как что-то шевелится на полу внизу. Он остановился, всматриваясь в тусклую пустоту, пока наконец его глаза не уловили движение.
Тень.
Длинная, постепенно растущая тень.
Тянущаяся к лестнице.
Тень была высокой, плохо различимой, но все же человеческой. Ее отбрасывало теплое красное свечение из гостиной.
Вопреки его воле, его тянуло назад, и наконец он сдался и бросился в спальню, где захлопнул дверь и спрятался за кроватью, выставив перед собой Глок, словно тот мог отогнать надвигающийся ужас.