Дэйви наигрывал на скрипке регтайм, уверив нас, что это и есть «Танец желтой обезьяны», Алекс добровольно взял на себя труд гробоносца. Джокаста, видимо, выбрала роль близкого родственника усопшего, возглавив процессию. Хм, а что же я? Ведь если я выйду замуж за Алекса, то наверняка стану такой же сумасшедшей, как и они.
Могилка оказалась крохотной, но в такую погоду, наверное, и ее вырыть было нелегко. Эдвард зачитал прощальные слова из книги в кожаном переплете и скорбно внес имя Джики и дату его смерти в список усопших любимцев рода Стентонов. Тоби с Евой положили на могилку кривоватый венок из плюща, а Джокаста сунула мне бутон пуансетии, дабы я пристроила его сверху. Мы все слегка, но искренне всплакнули, после чего мне значительно полегчало, и мы поспешили в «Аббатство». Я заметила, что Одесса, немного отстав, положила на могилку несколько прутиков и развернула их каким-то особенным образом.
Дэйви перебрался за рояль и продолжил играть мелодии, в названиях которых упоминались обезьяны (таких, как ни странно, оказалось немало), а Джокаста с детьми сочинила грустный стишок на смерть Джики. Эдвард разлил всем виски, но я категорически отказалась.
— На поминках принято пить, — строго сказал Дэйви.
— Но я ненавижу виски! — взмолилась я.
Улучив момент, я улизнула наверх, намереваясь отыскать укромный уголок и все хорошенько обдумать.
Устроившись в старом шезлонге в самом темном углу библиотеки, я уставилась перед собой невидящим взглядом. Что же делать? Всерьез ли говорил Алекс? Конечно, втайне я мечтала и даже надеялась на такой поворот событий, но ведь на самом деле все произошло исключительно благодаря жульничеству Одессы. А что, если Алекс сам не знает, чего хочет?
Додумалась я только до одного: принять решение здесь я не смогу. Только дома. Только в одиночестве. Пора мне покинуть «Аббатство».
Глава двадцать пятая
Легко сказать — покинуть. Но как? Праздники были в самом разгаре. Удивительно, но в предновогоднюю ночь никаких особых событий у Стентонов не намечалось. Все остальные дни были отмечены играми, трапезами или еще чем-то традиционным. Хотя, если они в полночь собираются на крыше и воют на луну, приветствуя наступление Нового года, меня бы это нисколько не удивило.
Я спустилась в зал и громко объявила, что мне нужно домой, и попросила Дэйви отвезти меня на вокзал.
Все тут же загалдели, лишь Алекс молча развернулся, бросился к лестнице, скачками поднялся к себе и грохнул дверью. От такой несправедливости я разревелась, меня переполняли горечь и страх. Горечь оттого, что все происходило слишком поспешно, а причины страха были настолько очевидны, что тут и объяснять нечего. Дэйви, как лучший друг, мягко выпроводил меня на кухню и заварил свежего чаю. Одесса тем временем готовила бутерброды — на поминках ведь положено есть, безразлично подумала я.
— Поппи, даже если поезда уже пустили, они все битком, — сказал Дэйви.
Я кивнула:
— Знаю. Я не могу тебе объяснить, но мне просто хочется домой. Здесь так замечательно, но, чтобы поверить в реальность происходящего, я должна оказаться дома. Понимаешь?
Одесса приготовила пакет с бутербродами и поставила передо мной:
— Пригодится в этом паршивом поезде. В общем, я с тобой не прощаюсь, дорогушечка, потому как вернешься ты скоро. И не бойся, все будет хорошо. — С этими словами она вышла.
Мы с Дэйви переглянулись.
— Должен признать, она еще ни разу не ошибалась. Ужасно, правда? — задумчиво произнес Дэйви.
— М-м, возможно, — неуверенно ответила я.
— Ну что ж, тогда пошли, раз настаиваешь.
Я поспешила за своими пожитками. К моему удивлению, Джокаста и Табита уже упаковали мои вещи и ждали меня с чемоданом у лестницы. Вот это фокус! Им что, так не терпится от меня избавиться?
— Поппи, дорогая, — мягко сказала Джокаста, сжимая мою руку, — не думай, что мы хотим, чтобы ты уезжала. Нет, нам этого совсем не хочется. Но я понимаю, тебе нужно подумать. У меня было точно такое же состояние, когда Эдвард сделал мне предложение. Я тут же уехала домой и очень серьезно размышляла, мучилась сомнениями несколько дней. Но потом Эдвард прислал мне такой необыкновенный бриллиант, и я…
— Хватит, мама, — перебила ее Табита. — Думаю, она просто хочет уехать.
Она крепко меня обняла и прошептала на ухо: