Лондонские улицы были полны народу. Люди с напряженными и взволнованными лицами предавались предпраздничной лихорадке. Охотясь за подарками, они перебегали из магазина в магазин, съежившись от холода, сгорбившись под тяжестью сумок, не выпуская из рук кредиток. А на кредитках в самый неподходящий момент кончались деньги, и разъяренные кассирши кромсали их в клочки.
Как ни странно, раньше мне не доводилось бывать в клубе Дэйви, и я, сраженная внезапной догадкой, нервно схватила Дэйви за рукав кашемирового пальто:
— Стой, Дэйви. Слушай, а этот твой клуб, в нем случайно не практикуется мужской стриптиз или что-то в этом роде?
— Ну что ты выдумываешь! Тут же не Бангкок какой-нибудь! — расхохотался он. — Нет, ничего подобного там нет. Это просто клуб, где люди едят и пьют. Никаких ужасов. Пошли, все будет нормально.
Мне бы его уверенность. У меня, куда бы я ни пошла, никогда и ничего не бывает нормально, не вписываюсь я в окружающую действительность. Или слишком стара, или слишком молода, слишком тоща, слишком жирна, не того пола, не того класса. В чем тут загвоздка? Если бы я родилась лет двести назад в богатом семействе, с родовым поместьем где-нибудь в окрестностях Бата, вот тогда бы у меня в жизни все шло как надо. Я бы ничем не отличалась от остальной публики и как все принимала бы целебные ванны и разъезжала в экипажах. А вот современная жизнь меня почему-то беспрестанно сбивает с толку.
Я не замужем и не разведена, шансы на замужество в моем возрасте нулевые, толпы эксцентричных друзей или интересных родственников вокруг меня не тусуются. Из родных у меня есть только родители — обычная, не слишком спортивная и не помешанная на чтении пара из Ипсвича. Они удочерили меня в младенчестве, честно рассказали мне об этом в раннем детстве, и отчего-то у меня так и не возникло с ними душевной близости. Конечно, в юности я втайне надеялась, что мои настоящие родители — бродячие цыгане или наследники династии Романовых, но, повзрослев, выкинула из головы всю эту чепуху. Ну или почти выкинула. Я поняла, что моя мать, скорее всего, была перепуганной юной девушкой, не знавшей, что делать с ребенком, а потому отдавшей меня на удочерение.
Я успела поработать в разных местах, и нигде от меня не требовалось ни особых талантов, ни глубоких познаний, да и платили всюду соответственно — очень мало. Зато у меня имелось одно преимущество: я не страдала гастритами от постоянного страха перед грядущим сокращением штатов и не мучилась бессонницей перед церемонией вручения «Оскара». Боже, какая скучная у меня жизнь, подумала я, и, надо сказать, мысль эта посетила меня далеко не впервые.
Мои размышления прервал Дэйви:
— Поппи, дорогая, не переживай ты так.
И он весело потянул меня за собой.
Я поняла, что какое-то время стою столбом, погруженная в свои мысли. Говорят, это началось у меня еще в детстве: я могла задуматься и как вкопанная встать посреди улицы. Именно так, грезя о чем-то своем, я благополучно отбыла срок заключения в тюрьме под названием средняя школа.
Дэйви пропихнул меня во вращающуюся дверь, и я с облегчением обнаружила, что заведение совсем нестрашное, хотя и не шибко уютное. Неуютность сводилась к тому, что все посетители были красивы и уверены в себе. Впрочем, и причин для того, чтобы бежать куда глаза глядят, тоже не было. Дэйви тут явно хорошо знали, с ним то и дело здоровались. Он подтолкнул меня к пустому столику и вскоре уже наливал белое вино в мой бокал, попутно изучая меню.
— А почему это считается клубом? — спросила я.
Мне же невдомек, что у богатого населения Лондона принято платить членские взносы, прежде чем заказать себе еду с выпивкой. А, ну и конечно, знаменитости должны ходить только в те места, где собираются другие знаменитости. Хотя, как я не преминула заметить Дэйви, единственной знаменитостью тут была модель, известная своими фотографиями топлес на страницах мужского журнала. Сейчас модель, распластавшись на барной стойке, громко выкрикивала чье-то имя.
Кажется, ее звали Бабагануш (псевдоним, видимо, к тому же что-то у этого слова есть общее с баклажанами, но, возможно, я ошибаюсь), и она была совершенно пьяна. Вокруг нее собралось несколько человек, все дружно уговаривали кого-то слезть с потолка. «Джики!» — выкрикивала модель и размахивала бананом. Собрание возбуждалось все больше.
— Ха-ха-ха, да это же обезьяна!
— Боже, вы посмотрите, что она там вытворяет…
Вытянув шею, я увидела, что на самой верхотуре бара сидит маленькая обезьянка. Бармен, забравшись на стойку, медленно тянулся вверх, издавая писклявые возгласы, вероятно надеясь таким образом убедить животное, что он тоже обезьяна, только большая. Обезьянка с интересом наблюдала за ужимками бармена. Потом внезапно спрыгнула ему на голову, оттуда на лампу, по дороге успев выхватить банан из рук красотки. Все вокруг загалдели.