Если за обедом Эдвард был сама вежливость и любезность, то на совете его словно подменили — он агрессивно рявкал на всех. Джокаста злобно зыркала на домочадцев. У Дэйви на лице появилось так хорошо знакомое мне упрямое выражение. Табита безостановочно накручивала на палец прядь волос. Алекс хмурился, небрежно развалясь на стуле.
Я попыталась сбежать, но все семейство дружно, точно хор констеблей, велело мне «сидеть». Пришлось, вслед за Одессой, сесть и сложить руки на груди.
Дэйви вспоминал какой-то инцидент, произошедший в глубоком детстве:
— Я так и не смог пережить ту трагедию с испорченным мишкой. Думаю, этот случай повлиял на всю мою дальнейшую жизнь…
Я допустила оплошность, вопросительно на него посмотрев, и он с готовностью пустился в объяснения:
— В детстве у нас были плюшевые медвежата, и я за ними ухаживал, в отличие от моего брата, который испытывал на игрушках силки для птиц. — Неодобрительный взгляд в сторону Алекса. — Ну вот, я решил, что медведей нужно постирать, потому что они стали грязными. Я набрал в ванну воды и как следует простирнул мишек. Вода в ванне как-то сама собой кончилась, хотя я не открывал заглушку. Это медведи впитали в себя всю воду, уж не знаю, что у них там было внутри, солома или еще что. Потом я пошел в сад и подвесил их за уши на веревку, чтобы вода за ночь стекла.
Дэйви выдержал эффектную паузу.
— Когда я наутро вышел в сад, моему взору предстала ужасающая картина. На веревке висели одни уши! Представьте себе мое горе, я плакал несколько дней подряд. Помнишь, Одесса?
Я улыбнулась, Алекс загоготал.
— Вполне возможно, хозяин, но какое это имеет отношение к тому, что мы сейчас обсуждаем? — невозмутимо спросила Одесса.
И тут поднялся страшный крик. Все словно с цепи сорвались.
— Самое прямое! Если подумать, то для меня это была серьезная травма! Поэтому я теперь совершенно не в состоянии воспитывать детей!
— С тобой и в детстве-то невозможно было разговаривать, Дэйви! Ну постарайся хоть немного нам помочь! Знал бы ты, что пришлось пережить нам с отцом! Столько волнений, расходов на этот фонд и завещание! — яростно вопила Джокаста.
— Неужели столько, что вы даже не смогли позволить себе съездить в отпуск в прошлом году? — ласково спросил Алекс. — Ой, как же я забыл, вы ведь не один, а два раза в прошлом году ездили в Египет, да?
Эдвард едва ли не с кулаками набросился на него:
— Как ты смеешь говорить с матерью в таком тоне! Немедленно извинись! А в Египет мы ездили по делам, ну, за покупками. И вообще тебя не касается, как мы расходуем свои деньги!
— Будет тебе, Эдвард…
— Не останавливай меня, Джокаста! Ты знаешь, что я этого не выношу. Ведешь себя как старая няня в антиварикозных чулках…
— В антиварикозных чулках?! Я в жизни не носила таких чулок, хотя однажды мне пришлось ходить с подвязкой на руке, когда я повредила локоть…
Кричала даже Табита:
— Я не понимаю, какое отношение чулки и подвязки имеют к моей способности воспитывать ребенка! И где я решу растить ребенка, здесь или вместе со своими друзьями с семинара, никого не касается!
Дэйви вскочил:
— Потому что ты — глупая, эгоистичная девчонка, которая не в состоянии прожить на одном месте достаточно долго, чтобы вырастить хоть что-то, не говоря уже о детях!
Табита запустила в него чашкой кофе (к счастью, холодного) и разревелась.
Эдвард заорал на Дэйви:
— Посмотри, что ты наделал, ты ее расстроил!
Джокаста выгребла из солонки горсть соли и швырнула, метясь в кофейное пятно на рубашке Дэйви, но промахнулась, и большая часть соли угодила ему в лицо.
— Спасибо, мама! Не хватало мне еще ослепнуть! — заорал Дэйви.
— И поделом тебе! Хватит шум из-за ерунды устраивать. Можешь включить этот случай в список несчастий вместе со своей медвежьей трагедией, — съязвила Джокаста.
Я смотрела на них открыв рот. Никогда в жизни мне не доводилось видеть, чтобы члены одной семьи так себя вели, — они были совершенно безжалостны друг к другу.
Союзники через минуту становились врагами, и наоборот. Старые обиды всплывали одна за другой. Кто-то коснулся моего плеча. Обернувшись, я увидела, что Одесса знаками манит меня за дверь. Я на цыпочках выбралась из зала. Было и приятно освободиться от этой мучительной обязанности, и одновременно жаль уходить — очень уж хотелось узнать все семейные тайны.
Уже на пороге я услышала, как Дэйви обвинил Алекса, что в последней гонке по крыше тот сжульничал. Алекс побагровел и потребовал извинений.