Даффин любил свою работу и считал ее для себя идеальной. Она помогла ему стать состоятельным, но такие дни, как сегодняшний, невероятно раздражали и разочаровывали. Он предпочитал ловить преступников и доставлять их в тюрьму, а не бесцельно мерить шагами кабинет, пока они разгуливают на свободе.
Оуклиф становился одержимым каждым из своих дел, но нынешнее не давало ему уснуть по ночам, заставляя кровь кипеть в жилах. Чертов вор ранил ребенка! А Даффин Оуклиф более всего на свете не выносил, когда взрослые люди проявляли жестокость по отношению к детям. Он непременно выследит негодяя и посадит за решетку, даже если это будет последнее, что сыщик сделает в жизни.
В большинстве случаев расследования заканчивались щедрым вознаграждением, но за это Даффин не собирался брать денег. В канун Рождества он всегда брался за одно или два дела бесплатно. Это меньшее, что он мог сделать в качестве благотворительности, к тому же работа отвлекала его от мыслей о проклятых праздниках.
Даффин вытащил из нагрудного кармана блокнот и еще раз просмотрел записи по текущему делу. Возможно, он что то упустил, какую то важную деталь, которая в конечном итоге приведет его к Генри Викери.
– Оуклиф! – раздался голос Пола, секретаря, сидевшего в приемной конторы и отвечавшего на вопросы посетителей.
– Я занят, – ответил Даффин, которому очень не хотелось, чтобы его отвлекали от дела. Очевидно, это очередной любопытный, прочитавший в газетах о его подвигах и желавший свести с ним знакомство.
В последнее время газетчики буквально преследовали Даффина. Особенно один – мистер Г. Дж. Хэнкок, который словно одержимый следил за всеми расследованиями Даффина и вот уже несколько месяцев постоянно упоминал его имя в своих статьях. В них сыщик выглядел чертовым героем. Газетчик расписывал, как он преследовал негодяев под покровом ночи, перепрыгивал через стены, забирался на крыши и принимал на себя град пуль. Даффин ни за что не стал бы отвечать на проклятые вопросы этого репортера, если бы знал, что тот напишет о нем такое. Оуклиф никогда не ставил себе цель стать героем, а делал свою работу, чтобы отправить отбросы общества за решетку, чтобы очистить улицы от воров и убийц и защитить их потенциальных жертв.
Даффин отвечал на расспросы газетчика в надежде, что это как то поможет его расследованию, ведь прочитав о нем, люди, возможно, захотели бы поделиться с ним важной информацией. Но вместо этого он предстал перед читателями в образе рыцаря в сверкающих доспехах. Все эти статьи чертовски смущали Даффина. Дамы заходили в контору, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него. Мужчины искали его общества, чтобы засыпать идиотскими вопросами. И вскоре у Даффина лопнуло терпение. Дело его жизни не было чем то новым и необычным, да и сам он не зверь, выставленный на всеобщее обозрение в зоологическом саду.
– Думаю, этого посетителя вы захотите принять, Оуклиф, – бодро отозвался из соседнего помещения секретарь.
– Проклятье, – еле слышно пробормотал Даффин, захлопывая блокнот и вновь убирая его в нагрудный карман.
Пола несказанно забавляло количество женщин, приходивших поглазеть на Даффина. Без сомнения, молодой человек снова решил над ним подшутить.
Сыщик встал из за стола, провел рукой по алому жилету, чтобы разгладить складки, и направился по небольшому коридору в приемную. Он быстро и решительно выпроводит за дверь того, кто решился оторвать его от дел, а потом вернется к своим записям.
Даффин переступил порог похожего на пещеру помещения, пропахшего лимонной мастикой и старыми бумагами, с высоким потолком, подпираемым деревянными балками, и обвел комнату взглядом. Никого.
– Не смешно. Если еще раз оторвешь меня от дел, я тебя уволю, – обратился он к секретарю и уже хотел вернуться в кабинет, когда его внимание привлек тихий женский голос:
– Даффин…
Он узнал этот голос и замер, а затем медленно развернулся, чувствуя отчаянное биение сердца.
Из за большой деревянной колонны возле стола секретаря вышла посетительница в изумрудно зеленой бархатной мантилье с отороченными белым мехом воротником и манжетами. Руки девушки скрывала белая меховая муфта, а голову венчала шляпа из зеленого бархата, отделанная также белым мехом, из под полей которой сверкали ясные голубые глаза. На рубиново алых губах, преследовавших Даффина во снах на протяжении многих ночей, играла улыбка.