Хоук смотрел в сияющие глаза Джессики. В них он увидел слезы. Она смотрела на елку, как будто никогда раньше не видела, подобно тому, как он сам смотрел на свою первую елку, которую наряжали Вульф и Хоуп для Убежища на Рождество.
Для елки он выбрал два цвета — синий как её глаза и золотой как его — наблюдая, как она прикасается дрожащими пальцами к крошечному огоньку. Золотому. Цвету его глаз.
— Хоук, — прошептала она снова его имя дрожащим голосом, повернувшись к нему и смотря на него так, словно он дал ей самый драгоценный подарок в мире.
Он с трудом проглотил комок, вставший от волнения в горле. Черт, подумал он, к этому невозможно привыкнуть. Столько эмоций он испытывал, только когда был маленьким. В лабораториях Пород отучили испытывать эмоции. Ученые и солдаты выбили это из них, похоронили глубоко внутри, а в некоторых случаях убивали тех, кто не мог скрыть чувства.
Хоук выжил. Он прятал все эмоции, часто даже от себя самого. Он не заботился ни о чем, кроме выживания Пород в целом. И однажды он бежал, он был уверен, что выживание их расы — это все, что имело для него значение.
Пока не появилась Джессика.
Теперь глядя в бархатистую глубину ее глаз, он знал, что умрет, отречется от своей расы, убьет ради этой женщины.
— Это первый мой подарок тебе. — Он поднял маленькую коробочку из-под дерева и протянул ей.
Прикосновение к ее пальцам было подобно огню. Он чувствовал ее дрожь, запах возбуждения, которые наполняли ее. Он также мог чувствовать любовь, исходящую от неё. Он никогда не чувствовал чью-то любовь прежде, не в отношении себя.
Он мог бы стать зависимым от этого.
Хоук смотрел, как она взяла подарок и медленно стянула бант, которым он украсил маленькую коробочку.
Открыв коробку, она достала ангелочка, который был внутри. С волосами, сделанными из красного золота, и голубыми глазами, фарфоровая статуэтка была сделана со вкусом. Одетая в джинсы и свитер, с босыми ногами. На её спине были прикреплены изящные хрустальные крылья, и блестящий нимб окружал её голову.
У её ног сидел большой серый волк, его золотые глаза смотрели на неё с обожанием. Поиск мастера, создавшего это, наверняка был нелегким. Только на создание изящного елочного украшения ушли недели.
— Боже мой, — прошептала она, её взгляд встретился с его, в то время как она качала статуэтку в ладони, как в колыбели. — Она прекрасна.
— Но не так прекрасна, как ты, — он прочистил горло, прежде чем продолжить говорить. — Это наше первое Рождество, Джесс. Первое Рождество вместе.
Обхватив её руку, Хоук взял статуэтку за золотое колечко в спине и помог Джессике подняться на ноги, прежде чем подвести к елке.
Там, в центре, он повесил ангела на ветку и смотрел на то, как золотые и голубые огоньки мерцали вокруг него.
Повернув Джесс к себе, положив руки на её плечи, он коснулся своими губами её губ и прошептал молитву за их будущее.
Мгновение спустя все погрузилось во тьму.
Джессика услышала приглушенный стон Хоука. Он был не от удовольствия или возбуждения. Звук был настолько странным, животным, что она распахнула глаза, когда он толкнул её к матрасу.
Это было свободное падение. Это было не тем, когда мужчина бросает женщину на кровать, чтобы продлить охватившее их наслаждение. Это было полное бесконтрольное падение. Руки Хоука были все еще обвиты вокруг неё, так или иначе ему удалось закрыть её своим телом, когда она поняла, что бессознательное состояние настигло его.
— Хоук! — выкрикнула она его имя, пытаясь сместить с себя его большое тело, чтобы выяснить, что происходит.
После небольшой борьбы она выбралась из-под него, встала на колени, руками сжимая его плечи, как вдруг вспыхнувшая огненная боль в голове заставила её упасть на пол.
Смягчая падение руками, она подняла голову, отбросила волосы с лица и застыла, уставившись на темную тень мужской фигуры над ней.
Жесткая усмешка появилась на его губах, когда он посмотрел прямо на неё глазами, которые были ей знакомы, когда-то наполненные теплотой и дружбой. Его крепкое тело было напряжено в гневе, и она могла поклясться, что чувствовала потребность убивать, исходящую от него.
— Тодд, — прошептала она его имя голосом, наполненным предательством и болью.
Тодд покачал головой, его коротко постриженные темно-русые волосы поблескивали от Рождественских огней.
— Я был о тебе лучшего мнения, Джесс, — отрезал он. — Я никогда не думал, что ты могла стать собачьей сукой.
Она вздрогнула от презрения в его голосе, а затем закричала в отчаянии, когда он пнул Хоука. Быстрый, жесткий удар по ребрам не принес никакого ответа со стороны её пары, кроме резкого вдоха.