Выбрать главу

- Ох, уж эти гадания! - покачал головой Колганов. - Не доводят они до добра! - воскликнул он.

Все косились в сторону приезжих индийцев, которые чувствовали себя в этом обществе двумя отверженными. Словно они были прокаженными или неприкасаемыми... Особенно их сторонилась чувствительная и впечатлительная Грушенька, которая накануне рассказывала про зарезанного в деревне барана.

Гувернантка прижимала к глазам платочек, расшитый английскими вензелями.

Когда в гостиную вошла моя Мира, реакция присутствующих была однозначной. Ее тоже восприняли как парию.

- Господа, - произнес я как можно спокойнее. - Я предлагаю отправиться на поиски князя!

В этот момент в комнату вихрем ворвался хозяйский кучер.

- Николай Николаевич! - выдохнул он и перекрестился, выпучив полные ужаса глаза, которые были у него и без того навыкате.

- Что с ним? - ахнула Ольга Павловна. Нос от рыданий у нее распух и покраснел, голубоватые веки также припухли.

- Он... - кучер обвел гостиную отсутствующим взглядом, словно увидел призрака. - Он мертв! - наконец-то выдавил он.

- Что? Что? - послышались изумленные возгласы. - По комнате прокатилась волна настоящего ужаса.

- Не зря мне гроб-то привиделся - простонала суеверная Грушенька, княгиня же упала без чувств.

Англичанка прикрыла лицо ладонями.

- Боится, наверное, что теперь ей от места откажут, - прошептал мне на ухо Кинрю.

- Я тебя не узнаю, - сказал я ему в ответ. - Откуда в тебе столько желчи?

Японец пожал плечами и заключил:

- Не нравится она мне!

- Господа! Господа! Тише! - призвал всех к спокойствию Лаврентий Филиппович. - У страха глаза велики! Показания кучера надобно еще и проверить!

- Вот именно! - поддакнул я и вызвался первым идти вместе с ним осматривать тело. Лаврентий Филиппович Медведев действовал на правах полицейского, о моем же предназначении в этом доме почти что никто не знал!

Кучер взирал на индусов с искренним ужасом. Мне захотелось узнать, в чем же кроется причина подобного страха. Я подошел к нему и спросил, в чем же дело.

- Демоны это! - ответил он, но больше ничего не сказал.

На конюшню кучера сопровождал управляющий Никита Дмитриевич Сысоев, квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев и, разумеется, ваш покорный слуга со своим ангелом-хранителем по имени Золотой дракон.

Метель просто валила с ног, ветер завывал так, что в ушах звенело, мороз обжигал щеки, снег залеплял глаза.

- Ничего себе Рождество! - процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.

- Да уж, - поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.

У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.

- Да поторапливайся же ты! - прикрикнул на него Никита Дмитриевич. А то нас тут всех заметет!

- Страшно мне, барин, - ответил кучер. - Темное это дело! Лихое! добавил он.

- Иди уже! - велел ему управляющий.

Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?

"На убиенье отправился быстрый конь, - вспомнилось мне, - ... Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!"

Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?

Вопросы один за другим рождались у меня в голове.

- Яков Андреевич! Да что же это? - прошептал ошеломленный Кинрю.

- Не знаю, - чистосердечно ответил я. - Какой-то кошмарный сон!

- А Титов-то где? - спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. - Я и не такое видел, заметил он. - Вон! - кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.

Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.

- Так-так-так, - пробормотал Лаврентий Филиппович.

- Ужас-то какой! - воскликнул Никита Дмитриевич. - Это что же за изверги-то? А? - он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.

- Ну, нехристи! - простонал кучер. - И конягу не пожалели! - добавил он.

- Я же говорю, что это - индусы! - настаивал на своем японец.

- По-моему, выводы делать еще рано! - сердито ответил я.

Мне начинало уже казаться, что дело в усадьбе кончится самосудом. К тому же я начинал опасаться за Миру, которую тоже могли счесть причастной к этой истории. И потом мне совсем не верилось, что это дело рук индийского брахмана и его ученика-брахмачарина, который выполнял обязанности слуги. Неужели индусам надо было обязательно пуститься в такую даль, чтобы именно в имении Николая Николаевича Титова совершить свое ритуальное жертвоприношение?!

Однако никто, по-моему, из всей компании так не думал. Скорее все придерживались мнения моего Кинрю.

Вокруг столба с телом покойного масона видны были следы костра, что тоже наводило на мысли о ведическом действе. Такие обряды обычно проводились в сумерках, при свете костров на специально приготовленных алтарях. Жертву привязывали к столбу, читали над ней заклинания и зажигали вокруг священный огонь...

Перед столбом лежала статуэтка Индры - верховного индийского божества, который на родине моей Миры считался раджой богов.

- Золото! - воскликнул Медведев и подобрал статуэтку с пола. Определенно ее оставили здесь индусы! - добавил он.

- Интересно зачем? - усомнился я.

- Ну, Яков Андреевич, - разочарованно протянул Лаврентий Филиппович, - вечно вы со своим скепсисом! Забыли, наверное, - высказал он вслух первое предположение, которое пришло ему в голову. - Торопились!