Рождественский подарок по-ковбойски (A Chaparral Christmas Gift)
О. Генри
По достижении двадцатилетнего возраста искусительный плод вполне созрел. Если вам случалось бывать хотя бы на расстоянии пятидесяти миль по соседству с ранчо Сэндаун, вы наверняка слышали об этом чуде. Густые, черные, как смоль, волосы, темно-карие глаза, а смех точно журчание ручейка, бегущего по прерии. Имя – Розита Мак Меллэн. То была дочь старого Мак Меллэна, владевшего овечьим ранчо Сэндаун.
Однажды в Сэндаун прибыли верхом на двух золотисто-рыжих конях, – или, выражаясь точнее, на облезлых гнедых, – два претендента на руку Розиты. Один из них был Мэдисон Лэн, а другой Малыш с Фрио. Но в это время его не звали Малышом с Фрио: он еще не успел тогда заслужить честь особой клички. Имя его было по-просту Джонни Мак Рой.
Не подумайте, однако, что эти двое являлись единственными обожателями прекрасной Розиты. Дюжина других коней грызла удила, стоя у длинной коновязи ранчо Сэндаун. Множество глаз при виде Розиты становились совсем бараньими, хотя и не принадлежали баранам Дэна Мак Меллэна. Но Медисон Лэн и Джонни Мак Рой далеко обогнали остальных участников этого гандикапа, а потому мы и заносим их имена в летопись.
Мэдисон Лэн, молодой скотовод из округа Ньюесес, остался победителем. Он и Розита были обвенчаны в день Рождества.
Вооруженные, веселые, шумные ковбои и овчары, великодушно отложив свою наследственную взаимную ненависть, соединились вместе, чтобы общими силами отпраздновать торжество.
В ранчо Сэндаун стон стоял от револьверных залпов, от блеска сбруи и глаз, от поздравлений и приветствий.
Но когда свадебное торжество достигло крайнего предела веселья, вдруг появился Джой Мак Рой, мрачный, терзаемый ревностью, похожий на одержимого.
– Я вам сейчас поднесу рождественский подарок!! – завопил он громовым голосом и встал у дверей, держа в руках револьвер 45–го калибра. Уже в те времена он имел репутацию необычайно меткого стрелка.
Первая его пуля сразила мочку правого уха у Мэдисона Лэна. Дуло револьвера отклонилось на один дюйм. Следующий выстрел поразил бы новобрачную, если бы у овчара Карстона винтики в голове не оказались бы хорошо смазанными и не работали бы так быстро. Садясь за стол, гости, соблюдая хороший тон, повесили свои револьверы, вместе с поясами, на гвозди, вбитые в стену.
Но Карстон с необычайной быстротой швырнул в Мак Роя свою тарелку с жареной дичью и картошкой и испортил ему прицел. Вторая пуля сбила только белые лепестки с цветка – «испанского кинжала», торчавшего фута на два над головой Розиты.
Гости вскочили со стульев и бросились к оружию.
Стрелять в жениха и невесту во время свадьбы показалось им поступком крайне бестактным. Через шесть секунд двадцать пуль должны были устремиться к Мак Рою.
– В следующий раз я буду точнее стрелять! – прокричал Джонни, – И этот следующий раз настанет скоро!
И он быстро скрылся.
Карстон, овчар, движимый после успешного опыта с брошенной тарелкой жаждой новых подвигов, первый добежал до дверей. Пуля Мак Роя из темноты уложила его. Тогда ковбои бросились за ним, взывая к мщению; вообще, убийство овчара не всегда вызывало возмущение с их стороны, но в данном случае оно определенно шло вразрез с правилами приличия. Карстон не был виноват ни в чем; он не принимал никакого участия в обряде бракосочетания; и никто даже не слыхал, чтобы он декламировал гостям рождественские гимны.
Но вылазка не удалась. Мак Рой был уже в седле и несся вскачь, осыпая своих преследователей громкими проклятиями-угрозами, и скрылся в спасительных зарослях чаппарели..
В ту ночь и родился Малыш с Фрио. Он стал «вредным элементом» этих краев. Отвергнутый мисс Мак Меллэн, он сделался опасным отщепенцем. Когда полицейские явились арестовать его за убийство Карстона, он убил двоих из них и затем стал вести жизнь отщепенца. Он научился удивительно хорошо стрелять с обеих рук.
Иногда он появлялся в городках и поселках, затевал ссоры по малейшему поводу, укладывал своего противника и смеялся над блюстителями закона. Он был так хладнокровен, так беспощаден, так проворен, так бесчеловечно кровожаден, что его и ловить побаивались. Когда наконец его застрелил маленький однорукий мексиканец, который сам еле жив был от страха, на душе Малыша с Фрио было уже восемнадцать убийств.. Около половины жертв он уложил в честном поединке, где исход зависел от быстроты выстрела. Другую половину он умертвил просто из жестокости, ради одного удовольствия.
Много существует на границе рассказов о его дерзкой храбрости и отваге. Но он не был из породы тех головорезов, у которых все-таки бывают минуты великодушия и даже кротости. Уверяют, что он никогда не знал чувства милосердия к лицам, вызвавшим его гнев. Однако в этот и в каждый день Рождества как-то хочется отдать по возможности каждому должное за всякую искру добра, которая могла бы в нем оказаться. Если Малыш с Фрио совершил когда-нибудь доброе дело, если в сердце его шевельнулось когда-нибудь великодушное чувство, это случилось именно в этот день. Вот каким образом это произошло…