— Получается так, — согласился Никита Дмитриевич.
— И до каких же пор? — осведомился Иван Парфенович Колганов.
— Ну, — пожал плечами управляющий, — полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.
— А это уже радует, — с иронией заметил поляк.
— Что ж, господа, — проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, — пока вы свободны. До моего особого распоряженя, — добавил он.
Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.
— Лаврений Филиппович! — позвал я Медведева. — Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?
— Это еще зачем? — насупился квартальный.
— Я хотел бы показать его Мире, — ответил я, — так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!
— Ну-ну, — пробормотал Лаврентий Филиппович, — я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, догадываясь к чему он клонит.
— А то, — грозно ответил Лаврентий Филиппович, — что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.
— Я полагаю, вы это не всерьез? — поинтересовался я.
— Не знаю, не знаю, — развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!
Я постучался в комнату Миры.
— Войдите! — позволила мне она.
— Мне надо с тобой поговорить, — сказал я, едва переступив через порог.
Спальня индианки вся была обставлна мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.
В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.
— О чем? — спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец — миниатюрный дорожный сундучок.
Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.
— Юкио! Ты тоже здесь? — удивился я.
— Разумеется, — ответил японец. — Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? — осведомился он.
— Ну… — замялся я, — мне бы не хотелось утверждать так категорично.
— Яков Андреевич, — обратилась Мира ко мне, — не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!
Я вздохнул:
— За этим-то я и пришел! — и достал из-за спины индийскую статуэтку.
— Что это?! — сплеснула руками Мира.
— Я думал, тебе это известно, — ответил я.
— Нет-нет, — замахала руками Мира, — я знаю, что это Индра — один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!
— Я обнаружил ее на месте преступления, — ответил я.
— Неужели? — индианка в ужасе прижала ладонь к губам. — Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?
— Это возможно? — спросил я Миру.
— Не знаю, — пожала плечами моя протеже. — Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, — сказала она.
— Но как это было? — полюбопытствовал я.
— Вы и впрямь желаете это знать? — засомневалась индианка.
— Да еще как! — признался я.
— Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, — произнесла Мира загадочно.
— Я бы хотел узнать об этом подробнее, — продолжал я настаивать.
— Ну что же, — Мира наконец-то сдалась. — Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, — начала она свой рассказ. — Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, приниющего участие в обряде…
— А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? — попросил я мою индианку.
— Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кравожадны? — сострил Кинрю.
— С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, — ответил я ему в тон.
— Пожалуйста, — согласилась Мира. — Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, — сказала она.
— Какими именно? — осведомился я.
— Бараном, козлом, быком, конем, ну и… — индианка замялась, — человеком, — наконец, выговорила она.
— Это ужасно, — произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.
— Что? — спросила Мира.
— Вы слышали, что говорила Грушенька? — поинтересовался я.
— О чем? — осведомилась индианка. — Она много что говорила.
— О баране, — напомнил я.
— Да, припоминаю, — произнесла Мира задумчиво.
— Кучер сказал мне, — продолжил я, — что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.
— Но это еще ни о чем не говорит! — горячилась индианка.
— Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.
— Но…
— А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, — перебил я ее.
— Какой кошмар! — вскричала Мира. — Но этого не может быть!
— Все сходится, — подвел черту обычно молчаливый японец.
— Я боюсь, — ответил я, — что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!
— Но кто? — воскликнула Мира. — Мне это дело кажется слишком запутанным! — добавила она, глядя мне прямо в глаза. — Ведь вы здесь неслучайно! — высказала индианка свое предположение вслух. — Могу поспорить, — промолвила она, — что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!
— Да, — подтвердил я устало, — Кутузов и в самом деле в курсе событий, — добавил я. — Но мастер не сказал мне ничего определенного, — развел я руками. — И пригласил меня погостить в это имение, — подчеркнул я, — именно Николай Николаевич Титов.