— Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? — Мира сглотнула ком в горле. — По-моему, она уже приговорила меня!
— Я выступлю твоим защитником! — поспешил я ее успокоить.
— Пока я жив, — напыщенно произнес мой Золотой дракон, — никто не станет трогать тебя!
— Спасибо, — улыбнулась индианка с особенной нежностью.
Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.
На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне. И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!
Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.
Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник. Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.
Странно, — подумал я, — кого это принесла нелегкая?
Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:
— Войдите!
Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.
— Яков Андреевич, — обратился он ко мне, — мне хотелось бы с вами поговорить.
— Что же, — развел я руками, — я к вашим услугам.
Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.
— Итак, — начал я, — что вы имеете мне сообщить?
Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями. Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:
— Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, — Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.
— И что же? — не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности. Хотя, — я одернул себя, — Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!
— Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, — вкрадчиво продолжил Сысоев.
— Так, значит, — заключил я, — Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!
— Я не знаю, — замялся Никита Дмитриевич. — По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, — продолжил он. — Чего именно я не знаю, но… — Сысоев пожал плечами. — Он собирался мне рассказать, — добавил он, — но так и не успел!
— Я признателен вам, — поблагодарил я Никиту Дмитриевича, — что вы мне сказали об этом.
— Ну что вы, — отмахнулся он. — Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…
— О чем же? — поинтересовался я.
— Что вы собираетесь делать?
— Разумеется, заняться расследованием этого дела, — ответил я.
— Понимаю, — сказал Сысоев. — И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!
Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.
К завтраку подали соте с мадерой — тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.
Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.
— Со мною приключилось еще одно несчастье, — печально промолвила она, — рождественский подарок мужа украли…
— Что? Что? — Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. — Какой такой подарок? — осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.
— Жемчужина, — проговорила княгиня. — Николай Николаевич приподнес мне жемчужину к Рождеству, — всхлипнула она.
— Какую жемчужину? — поинтересовался в свою очередь я, отрываясь от своего соте, которое и впрямь оказалось на вкус изумительным.
— Князь сказал мне, — Ольга Павловна утерла припухшие глаза батистовым платком, — что привез ее из Индии около года назад.
Я едва не поперхнулся мадерой. Упоминание Индии уже начинало меня раздражать.
— Ну-ка, расскажите подробнее, — попросил Медведев хозяйку.
— Я не знаю, что рассказывать! — рассердилась она. — Большая жемчужина, белая, — пожала плечами княгиня Титова. — Ее украли вместе с коробочкой, — заплакала она.
— Как выглядела эта коробочка? — спросил ее Медведев.
— Коробочка как коробочка, — ответила Ольга Павловна, продолговатое лицо ее приняло задумчивое выражение. — Черная, бархатная, — добавила она.
Я заметил, что Мира нахмурилась, и решил дознаться сразу же после завтрака, что встревожило мою индианку.
— Определенно все это очень странно, — проговорила англичанка, отпивая глоток мадеры. Она сообщила княгине, что дети позавтракали под присмотром Грушеньки. Мери-Энн вытерла губы салфеткой и вышла из-за стола. Она извинилась перед гостями и сказала, что ей надо идти к Саше и Насте. Удерживать гувернантку никто не стал.
— Вы опрашивали горничных? — спросил Медведев. — В конце-концов, ведь кто-то и из них мог под шумок… — заметил он многозначительно.
— Не до того мне, — ответила опечаленная княгиня. — Не до того, — приглушенным эхом повторила она.
— Тогда велите сейчас же созвать всю прислугу! — потребовал он.
— Я опрашивал горничных, — раздался голос Сысоева. — Но так ничего и не выяснил, — добавил он. — Ни одна из них не могла этим утром находиться в спальне княгини в ее отсутствие. К тому же сегодня спальню никто и не убирал. А к Ольге Павловне намедни только Грушенька и заходила…