По крайней мере он хоть признает ее старания — и тем не менее покидает ее. Значит, ничего не изменилось?
— Я успела показать тебе только рождественские забавы, но не помогла ощутить радость праздника.
— Об этом уж придется позаботиться мне самому.
Шейла почувствовала, что силы ее покидают.
Она потерпела поражение.
Изо всех сил стараясь сдержать слезы, Шейла прикрыла рукой дрожавшие губы.
— А если я скажу, что люблю тебя таким, какой ты есть? И попрошу остаться?
— Не поможет, — ласково сказал Джеред. — Ты воплощаешь для меня все, о чем только можно мечтать, но иногда… — он умолк, не зная, как объяснить, — иногда я чувствую, что навечно закован в панцирь суровости. А тебе и ребенку не под силу будет жить рядом с человеком в панцире. Вам нужны Квайет-Брук, тепло, любовь и… ветка остролиста с ягодами под Рождество.
Из глаз Шейлы хлынули слезы. Стиснув губы, Джеред выхватил из коробки салфетку и подал Шейле.
— Ну вот, я довел тебя до слез. — Он смотрел, как Шейла вытирала глаза, огромные прекрасные глаза, и чувствовал себя преступником. Ему до боли хотелось подойти и обнять ее.
— Прости, — сказала она. — Разве ты не понимаешь, что хочешь похоронить себя?
— Да мне не надо даже ничего хотеть! — с раздражением воскликнул Джеред. — Я по своей сути мертвец.
Шейла покачала головой.
— Нет, ты именно хочешь этого! Да, когда-то в детстве ты был жестоко обделен любовью и теплом, и твое сердце закрылось. Ты боишься боли разочарования и сознательно подавляешь в себе любое доброе чувство, считаешь его искусственным, а не идущим из сердца. Разве не так?
Джеред терпеливо ждал, пока Шейла выговорится. Она заслужила право порицать его, потому что больше всех старалась сделать счастливым.
— Итак, ты уезжаешь? — спросила она почти шепотом.
Он мрачно кивнул.
— Уезжай! Очень скоро ты превратишься в бобыля с причудами, подобного твоему отцу, — предостерегающе сказала она, утирая слезы.
— Знаю. Но понимаешь, Ши, я даже не переживаю по этому поводу, видно, мне так на роду написано. А сейчас, я думаю, нам лучше попрощаться. И давай постараемся сохранить уважение друг к другу и в разлуке.
Шейла глубоко вздохнула. Ей показалось, он разбил ее сердце на тысячу кусочков. Уважение! И это все?
— Не уезжай, Джеред, я люблю тебя таким, какой ты есть.
Его темно-голубые глаза жгли ее.
— Ши, мне и так тяжело. Пожалуйста, не делай еще больней.
— Хорошо. Поступай, как считаешь нужным, но помни, я тебя люблю и всегда буду любить. Если вдруг ты снова поверишь в это волшебное чувство, ты знаешь, где меня найти.
Джеред взглянул на нее последний раз. Протянул руку и смахнул с ее щеки слезинку.
— Прости, дорогая.
Шейла не смогла ничего ответить. Несколько мгновений спустя в этом уже не было необходимости. Она осталась в кухне одна. Сложив на столе руки, она опустила на них голову. Все кончено. Она отдала ему душу, сердце, пожертвовала собственной гордостью, опустилась до вранья — что еще сделать, она не знала.
Теперь ее брак не спасет даже Санта-Клаус. Да, Джеред был прав — жизнь не всегда бывает такой, как нам бы хотелось, а ее брак может спасти только рождественское чудо, она же не напрасно верила в Санту.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Если в последнее время Джеред не мог определить, способен ли он на такие чувства, как радость и любовь, то, вернувшись в Топику, быстро понял, что такое отчаяние и боль. При одной мысли, что Шейла для него потеряна, он был готов биться головой о стену, и когда в понедельник его адвокат сообщил, что его присутствие в суде по поводу развода необязательно, Джеред попросил прислать по почте документы и больше не звонить ему.
Он с головой ушел в работу, стараясь забыть прошлое, Шейлу и будущего ребенка. С утра он работал в офисе, потом до глубокой ночи вел наблюдения на посту, ненадолго возвращался домой, принимал душ, переодевался и снова ехал в офис и опять работал допоздна. Изо дня в день, неделя за неделей, не позволяя себе мечтать о тепле и уюте семьи.
Вскоре с ним произошел странный случай.
Вечером, в день развода, когда напольные часы в углу его кабинета — подарок Шейлы, избавиться от которого у него не хватило духа, — пробили десять, ему показалось, что его окликнул чей-то низкий голос. Джеред испуганно поднял голову. Оказывается, он заснул за столом.
— Ну наконец-то! — снова прогудел голос. — Я уж собрался вызывать бригаду спасателей.
Джеред заморгал. Сознание проснулось быстрее его усталого тела, и он наконец увидел говорившего. Это был старик с седой бородой, в шапке и красном бархатном костюме с белой отделкой… Санта-Клаус!