– Мисс Браун, – восхищенно заметил Иван Парфенович. – Вы просто-таки очаровательны!
Взгляды всех присутствующих мужчин устремились на гувернантку, которая смущенно заулыбалась, и вокруг глаз у нее от этого вдруг появилась сеточка мелких морщин. Но «гусиные лапки» ее не портили, а, напротив, лишь придавали шарма… Один только Станислав Гродецкий демонстративно не смотрел в ее сторону. Такое поведение поляка снова почему-то показалось мне подозрительным.
– Дети уже спят? – холодно осведомилась княгиня Ольга Павловна. Ей совсем не понравилась идея мужа, чтобы гувернантка сидела с ней за одним столом.
– Спят, – коротко ответила неожиданно похорошевшая англичанка.
– Брахман Мадхава и ученик-брахмачарин Агастья! – торжественно представил индийских путешественников Титов.
Княгиня замучила вновь прибывших гостей расспросами.
– Ольга Павловна! – обратился к ней князь. – Вы утомили наших гостей! Да и меня, надо признаться, – тоже! Поэтому я, пожалуй, отправлюсь спать!
Николай Николаевич извинился перед присутствующими и вышел из комнаты. Я устремился за князем, чтобы наконец-то переговорить с ним наедине о деле. Эти недомолвки порядком раздражали меня.
– Николай Николаевич! – окликнул я его в коридоре. – Князь!
– Яков Андреевич? – отозвался он удивленно. – Что-то случилось?
– Я хотел бы у вас узнать ответ на этот вопрос, – признался я. – Нам необходимо немедленно с вами переговорить!
– Я очень устал, – ответил Титов, зевая. – Давайте отложим наши дела до завтра, – добавил Николай Николаевич тоном, не допускающим возражений.
Мне пришлось отступить, потому как Титов был посвящен в одну из высших орденских степеней, а я свято чтил вторую Соломонову добродетель, которая заключалась в повиновении высшим чинам.
Тогда и я тоже отправился спать в отведенные мне в усадьбе покои. Мне и в голову не могло прийти, что я вижу Титова в последний раз.
Не успел я зажечь свечу в закапанном воском медном шандале, как услышал подозрительный шорох у себя за спиной. Какое-то мгновение я ощущал, как мороз пробежал у меня по коже. Я медленно обернулся на тихий звук, который шел прямо от дверей, и столкнулся лоб в лоб со своим ангелом-хранителем, который окрестил себя Золотым драконом.
– Кинрю? – удивился я.
– Не ждали, Яков Андреевич? – усмехнулся японец.
– Не ждал, – признался я. – Неужели тебе наскучило общество гостей Николая Николаевича?
– Честно говоря, да, – ответил Кинрю. – Но дело не только в этом, – добавил он.
– А в чем же? – искренне полюбопытствовал я.
– Разве вы не видите, – удивился Кинрю, – что происходит что-то довольно странное? – он уставился на меня с заговорщическим видом. – Мне кажется, – продолжил японец, – что вскоре в имении обязательно должно будет произойти убийство…
– Почему именно убийство? – осведомился я. – Должен признать, что мне тоже многие вещи кажутся странными. Но…
– Я не доверяю этим индусам, – сказал японец.
– Но почему? – изумился я. – Мире ты тоже не доверяешь?
– Конечно, нет! – запальчиво возразил Кинрю. – Мира – это случай особый! А здесь явно речь идет о человеческих жертвоприношениях! – воскликнул он. – Не зря же наш благодетель, – японец имел в виду Ивана Сергеевича Кутузова, – отправил вас, Яков Андреевич, встречать Рождество именно сюда, да еще заодно и Медведева сюда же пригнал вам на помощь, если вдруг вы один-то не справитесь!
– Складно ты рассуждаешь, – сказал я с улыбкой. – Но тебе неизвестно, что князь Николай Николаевич тоже масон, и если уж Кутузов и отправил меня сюда неслучайно, то по делам явно не связанным с индийскими ведическими ритуальными человеческими жертвоприношениями! – проговорил я уверенно, хотя сам такой уверенности и не ощущал. Все мои чувства обострились с этого вечера, потому-то мне и казалось, что в этот дом вместе с метелью надвигается большая беда! – Я завтра же выясню у Титова, что происходит!
– И все-таки, Яков Андреевич, – вновь предостерег меня мой ангел-хранитель, – я бы на вашем месте этому брахману не доверял…
Я лег спать с тяжелым предчувствием, которое ни на секунду не оставляло меня и даже отравило мне сон. Мне привиделась Мира, там, далеко, у себя на родине, откуда я и привез ее в северную столицу России. Она одиноко стояла в заснеженных джунглях у ритуального костра. На ней развевалось янтарное сари, в котором она показалась мне почему-то ужасно маленькой и жалкой…
Мира пела какой-то ведический гимн и раскачивалась в такт словам, слетающим с ее уст.
Я стал прислушиваться и мысленно переводить ее песнь с санскрита: "На убиенье отправился быстрый конь, Погруженный в думу, – мысль к богам обернулась.
Козла ведут впереди его – сородича.
За ним идут певцы, идут поэты.
Виталища высшего он достиг, Конь. Там отец его и мать.
Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, И испросит даров, желанных жертвователю…"
Я очнулся с тяжелым сердцем. За окнами все еще было темно, а вифлиемской звезды так и не было видно!
«Да что же такое все-таки происходит?!» – мысленно изумился я. И мой сон мне совсем не понравился. Я вспомнил, что Мира однажды читала мне этот гимн. Но к чему он всплыл в моем подсознании именно сейчас?
Я успокоил себя тем, что сновидение было навеяно мне предшествующим разговором с Юкио Хацуми. Я должен был признать, что эти индийские брахманы и впрямь взбудоражили всем кровь. Я решил расспросить Миру подробнее о ведических ритуалах, известных ей, и в частности – о жертвоприношениях… Утвердившись в своем намерении я закрыл глаза, снова собираясь уснуть. Но выспаться в эту ночь, как видно, мне было не судьба!
Не успел я слегка задремать, как меня разбудил стук в дверь.
Японец накинул себе на плечи цветной халат и бросился открывать. На пороге стоял, собственной персоной, Медведев Лаврентий Филиппович и моргал своими длинными рыжими ресницами.
– В чем дело? – спросил Кинрю. Ему совсем не понравилось это ночное вторжение. Он смотрел на квартального надзирателя узкими заспанными глазами из-под припухших век.
– Князь исчез, – ответил Медведев, переступая порог. – Мне срочно нужен Кольцов, – добавил он.
Мой Золотой дракон отступил в сторону и нехотя пропустил его в спальню.
– Как исчез? – изумился я спросонья.
– Не знаю, – раздраженно развел руками Лаврентий Филиппович. – Исчез и все тут! Меня Ольга Павловна разбудила. Княгиня в истерике, – добавил он, возведя глаза к потолку. – Дурные предчувствия у нее! С ума они тут все посходили, что ли?! – воскликнул квартальный надзиратель.
– Где Мира? – вдруг вспомнил я о своей прорицательнице.
– В спальне своей должна быть, – ответил разволновавшийся Кинрю. – Я же говорил вам, Яков Андреевич! – проговорил он с видом дельфийского оракула.
– По-моему, речь пока не идет о каком бы то ни было жертвоприношении! – коротко бросил я.
– Что? Что? – расхохотался Медведев. – И вы туда же!
Княгиня Титова только об этом и причитает! И ключница тоже ей подпевает. Эта… Как ее? – Лаврентий Филиппович задумался. – Грушенька! – обрадованно вспомнил он.
Я наскоро оделся и первым делом бросился в Мирину спальню. Я должна был с удивлением признаться себе, что для меня она несколько больше, чем протеже. На несколько мгновений я задумался над этой мыслью, которая ошеломила меня, но быстро забыл об этом. Мне никогда раньше и в голову не приходило, что я мог бы ответить индианке взаимностью, тем более что я с ранних лет пользовался огромным успехом у женщин, но меня привлекали вещи куда более интересные, чем любовные стрелы Амура.
Я постучал в тяжелую деревянную дверь, которая была заперта.