Через несколько мгновений за дверью стали раздаваться шаги, затем знакомый нежный голос спросил:
– Кто там?
– Кольцов, – сейчас же ответил я, невольно вспомнив о том, как Мира пела за клавикордами розового дерева в нашем столичном особняке.
– Войдите, – позволила индианка, отпирая задвижку. В руках Мира держала тяжелый бронзовый канделябр, в котором мерцали две восковые свечи. – Яков Андреевич? – удивилась она. – В такой-то час? – ресницы на ее черных глазах томно подрагивали. Я в очередной раз подумал о том, что эта женщина смогла бы составить счастье благородного и достойного человека, но… Да, род моих занятий не позволял мне надеяться на семейный оплот даже в самом далеком будущем!
На Мире был надет нежно-розовый дымковый пеньюар с блондами из французского кружева. От него исходил чувственный аромат восточных пряных духов.
– С тобой все в порядке, моя дорогая? – проговорил я первое, что пришло мне в голову.
– Что-то случилось? – догадалась она. – Я так и знала!
– В этом доме даром предвидения наделены, ну, абсолютно все! – съязвил Медведев, дальний родственник княгини Ольги Павловны.
– А родство-то чувствуется, – прошептал у меня за спиной Кинрю.
– Лаврентий Филиппович? – Мира была изумлена не меньше моего, она только сейчас заметила квартального надзирателя, который стоял в тени, позади моего Золотого дракона. – Вы-то что здесь забыли? – осведомилась она.
– Сопровождаю Якова Андреевича, – ответил он, – как особо важного государственного человека!
– Яков Андреевич, да объясните же мне, наконец, что же все-таки произошло! – взмолилась взволнованная индианка.
– Исчез князь Николай Николаевич, – мрачно ответил я.
– Как это исчез? – переспросила Мира.
– Вышел из спальни воды попить, – ответил Лаврентий Филиппович, – и исчез, – развел он своими здоровенными, лопатообразными ручищами.
– Идемте в гостиную, – сказал Кинрю.
– Идемте, – ухватился за эту идею Лаврентий Филиппович. – Я всех уже предупредил, – добавил он. – Полагаю, что гости уже собрались!
– А вы, господин Медведев, времени даром не теряете, – заметила Мира. – Позвольте же мне, хотя бы переодеться! – сказала она и скрылась за дверью, отведенной ей комнаты.
– И что же, по вашему мнению, случилось с хозяином? – осведомился я у Медведева.
– А это, я думаю, покажет следствие, – ответил Лаврентий Филиппович.
– Ну что же, – промолвил я, – будем надеяться!
В гостиной и в самом деле уже собрались практически все. Не было только княжеских внуков. Камин снова разожгли, Грушенька возле него пыталась привести в чувство княгиню, которая уже объявила себя вдовой.
– На кого же ты меня покинул? – в голос кричала она.
Грушенька отпаивала ее теплой сладкой водой из графина.
– И все из-за какого-то воскового гроба, – пожал плечами Иван Парфенович Колганов, – который привиделся ключнице.
– Какого еще гроба? – удивился Станислав Гродецкий, который, несмотря на позднее время, выглядел просто безукоризненно.
– Ох, уж эти гадания! – покачал головой Колганов. – Не доводят они до добра! – воскликнул он.
Все косились в сторону приезжих индийцев, которые чувствовали себя в этом обществе двумя отверженными. Словно они были прокаженными или неприкасаемыми… Особенно их сторонилась чувствительная и впечатлительная Грушенька, которая накануне рассказывала про зарезанного в деревне барана.
Гувернантка прижимала к глазам платочек, расшитый английскими вензелями.
Когда в гостиную вошла моя Мира, реакция присутствующих была однозначной. Ее тоже восприняли как парию.
– Господа, – произнес я как можно спокойнее. – Я предлагаю отправиться на поиски князя!
В этот момент в комнату вихрем ворвался хозяйский кучер.
– Николай Николаевич! – выдохнул он и перекрестился, выпучив полные ужаса глаза, которые были у него и без того навыкате.
– Что с ним? – ахнула Ольга Павловна. Нос от рыданий у нее распух и покраснел, голубоватые веки также припухли.
– Он… – кучер обвел гостиную отсутствующим взглядом, словно увидел призрака. – Он мертв! – наконец-то выдавил он.
– Что? Что? – послышались изумленные возгласы. – По комнате прокатилась волна настоящего ужаса.
– Не зря мне гроб-то привиделся – простонала суеверная Грушенька, княгиня же упала без чувств.
Англичанка прикрыла лицо ладонями.
– Боится, наверное, что теперь ей от места откажут, – прошептал мне на ухо Кинрю.
– Я тебя не узнаю, – сказал я ему в ответ. – Откуда в тебе столько желчи?
Японец пожал плечами и заключил:
– Не нравится она мне!
– Господа! Господа! Тише! – призвал всех к спокойствию Лаврентий Филиппович. – У страха глаза велики! Показания кучера надобно еще и проверить!
– Вот именно! – поддакнул я и вызвался первым идти вместе с ним осматривать тело. Лаврентий Филиппович Медведев действовал на правах полицейского, о моем же предназначении в этом доме почти что никто не знал!
Кучер взирал на индусов с искренним ужасом. Мне захотелось узнать, в чем же кроется причина подобного страха. Я подошел к нему и спросил, в чем же дело.
– Демоны это! – ответил он, но больше ничего не сказал.
На конюшню кучера сопровождал управляющий Никита Дмитриевич Сысоев, квартальный надзиратель Лаврентий Филиппович Медведев и, разумеется, ваш покорный слуга со своим ангелом-хранителем по имени Золотой дракон.
Метель просто валила с ног, ветер завывал так, что в ушах звенело, мороз обжигал щеки, снег залеплял глаза.
– Ничего себе Рождество! – процедил Сысоев, выкарабкиваясь из сугроба, в котором по самые голенища застряли его сапоги.
– Да уж, – поддакнул квартальный надзиратель, пытаясь идти за ним след в след.
У конюшни кучер как-то нерешительно остановился.
– Да поторапливайся же ты! – прикрикнул на него Никита Дмитриевич. – А то нас тут всех заметет!
– Страшно мне, барин, – ответил кучер. – Темное это дело!
Лихое! – добавил он.
– Иди уже! – велел ему управляющий.
Первое, что я увидел, повергло меня поистине в шок. На полу в луже крови лежал конь с отрезанной головой. Я едва удержался, чтобы не вскрикнуть. Мне пришлось признать, что мой сон под Рождество оказался в руку. Как там читала Мира?
"На убиенье отправился быстрый конь, – вспомнилось мне, —
… Так пусть он нынче уходит к богам, он, самый приятный им, и испросит даров, желанных жертвователю!"
Так что же это за жертвователь? И каких даров он испросил?
Вопросы один за другим рождались у меня в голове.
– Яков Андреевич! Да что же это? – прошептал ошеломленный Кинрю.
– Не знаю, – чистосердечно ответил я. – Какой-то кошмарный сон!
– А Титов-то где? – спросил Лаврентий Филиппович, который, пожалуй, единственный из нас не потерял самообладания. – Я и не такое видел, – заметил он.
– Вон! – кучер ткнул пальцем куда-то вдаль, обошел стороной обезглавленного коня и ушел вглубь конюшни. Мы все последовали за ним. Следующее зрелище, представшее перед нами, тоже было не из приятных.
Бездыханное тело князя Николая Николаевича Титова, служившего в Коллегии Иностранных дел, близкого Его Императорскому Высочеству, дружившего с князем Голицыным и графом Румянцевым, было привязано веревкой к деревянному гнилому столбу. Хозяин имения был раздет почти догола. Горло у него было перерезано, поэтому кругом было много крови. Еще я заметил, что на пальце у него не оказалось чугунного перстня с адамовой головой, с которым Николай Николаевич как масон практически никогда не расставался. Это меня смутило и навело на мысль, что убийство как-то связано с его масонской деятельностью.
– Так-так-так, – пробормотал Лаврентий Филиппович.
– Ужас-то какой! – воскликнул Никита Дмитриевич. – Это что же за изверги-то? А? – он как-то беспомощно взирал по сторонам. Лицо его, красное от мороза, сразу сникло и побледнело.