Натали была к этому готова. Она надвигалась на него с кошачьей грацией. Она наклонила левое плечо так, чтобы бретелька боди соскользнула на локоть. Схватив его запястья, она крепко сжала их, чтобы он почувствовал себя пленником, одновременно призывая его сбросить оковы.
Однако сокращать дистанцию она не торопилась.
— Ну так что с тобой тогда произошло? Почему ты не захотел меня поцеловать? — спросила она почти шепотом, наигранно тяжело дыша.
Любые слова сейчас неминуемо все разрушили бы. Существовала лишь одна-единственная реакция, которую Натали в данной ситуации приняла бы и которой она, по-видимому, ждала от Макса. У него была одна-единственная возможность утолить яростное желание, один-единственный ключ к ее телу — покориться жестокой судьбе и поцеловать Натали.
Закрыв глаза, он потянулся губами к ее лицу, ощутил тепло и упругую мягкость ее губ, почувствовал, как расширяется площадь соприкосновения. Из желудка уже поднималась первая, пока еще робкая волна-предостережение. Макс сначала судорожно впился в плечи Натали, потом, чтобы отвлечь себя от ненужных ощущений, ощупью продвинулся к ее грудям. Но Натали схватила его руки и вернула их себе на плечи. Этот жест исключал разночтения — поцелуй должен был идти отдельным порядком, все попытки забежать вперед пресекались. Страсть Натали требовала некоего минимума самообладания. Даже на пути к экстазу для нее существовала определенная последовательность стадий, которые необходимо было пройти. Первой и важнейшей стадией был экстатический поцелуй.
Макс почувствовал на зубах ее язык, пытавшийся установить контакт с его языком. За этим последовала уже вполне ощутимая волна тошноты. Он испуганно распахнул глаза и увидел красивое, расслабленное лицо, ничего не подозревающее о его растущем отчаянии. Натали была погружена в себя, у нее все уже происходило на другом уровне — без мыслей, без намерений, без преград. Она полностью отдалась мгновению. Для нее поцелуй был чистым сексом.
И вот ее язык коснулся его языка и совершил вокруг него первые несколько оборотов. Макс почувствовал в себе до боли знакомую, беспощадную борьбу: возбуждение боролось с тошнотой. Вторая волна, тяжело поднимающаяся из глубин желудка, лишила его сомнений относительно того, кто в этой борьбе через мгновение опять станет неоспоримым победителем. Он оторвался от губ Натали и откинулся на спинку дивана. Он знал, от чего любой ценой должен был, но не мог избавить ее и себя, и с покорностью обреченного ждал катастрофы.
Натали при всем желании не могла распознать проблему и даже не подозревала, какая опасность ей грозила. Она придвинулась к неподвижно лежавшему Максу, спустила боди до самых бедер, взяла руки Макса, поднесла их к своим грудям и крепко прижала к ним. Макс успел дважды глубоко вдохнуть, наслаждаясь этим ощущением и вызванным им новым приливом возбуждения, но потом снова почувствовал ее язык в своем рту.
Память о жирной Сиси уже подступила к самому горлу. Он панически искал в своем сознании аварийный переключатель, который загрузил бы какую-нибудь отвлекающую программу. Футбол… визит Папы Римского… землетрясения… прогноз погоды… Денёв… Курт… чистка зубов… кроссворды… Картины вспыхивали, как слайды в цейтрафере,[13] и вновь исчезали. Натали зажала его лицо в ладонях, как в тисках, отрезав ему все пути к отступлению. Ее язык, влажный и упругий, дико метался у него во рту, словно зверь в клетке.
От тошноты и страха перед неизбежными последствиями у Макса уже мутилось сознание. Если бы его сейчас увидела Катрин! Интересно, как бы она среагировала? Закричала бы? Расхохоталась? Почувствовала сострадание? Попыталась утешить его? Его мысли вдруг обрели некую опору. Макс увидел ее перед собой, ее черные короткие волосы, как она с милой улыбкой пожимает ему руку.
«А ты не пробовал использовать крыжовник?» — спросила Катрин и кокетливо подняла брови. «Она права, — подумал Макс. — „Пирог из крыжовника“ звучит даже лучше, чем „грушевый пирог“». «Крыжовник тоже почти не имеет вкуса, — продолжала Катрин. — У него даже еще меньше вкуса, чем у груш»…
Натали прервала поцелуй, лизнула Макса в лицо, расстегнула пуговицы его рубашки, сунула свои холодные жадные пальцы ему в штаны. Раздался двойной щелчок — по-видимому, расстегнулись кнопки ее боди. Холодные пальцы Натали работали проворно и профессионально и покинули «поле деятельности», только когда там для них уже не осталось места.