Беспокойство поднялось в животе Маркуса, едва не задушив его. Мог ли его дядя быть ответственен за столь неожиданный отъезд Поппи? Нет, сказал он себе в отчаянии. Он не был бы таким жестоким. И, кроме того, эти двое не видели друг друга.
Однако следующие слова его дяди мгновенно разрушили этот аргумент.
Внимание дяди Эдгара привлек вход в бальный зал, его лицо покраснело от ярости. “Я думал, что предупреждал ее держаться подальше”, - тихо прорычал он.
Ошеломленный Маркус перевел взгляд на большие двойные двери — и замер. “ Поппи, ” выдохнул он. Его сердце, которое, казалось, было разбито вдребезги из-за ее отказа остаться, наполнилось новой жизнью при виде нее. Клянусь Богом, она была похожа на ангела. Но это было не из-за ее платья цвета слоновой кости, от которого ее кожа сияла, а волосы выделялись великолепным рельефом. Нет, это были решимость и сила, которые, казалось, струились сквозь нее подобно электричеству. Это было не побежденное существо, которое отвергло его. Нет, это была Поппи, которую он полюбил, сильная и независимая.
Она посмотрела в его сторону, и Маркус почувствовал, что его мир повернулся вокруг своей оси. Через мгновение он пришел в движение, желая дотянуться до нее.
Ладонь дяди легла на его руку мертвой хваткой, которая остановила его на полпути. Только усилием воли Маркус не стряхнул его с себя.
“Вы выставляете себя на посмешище”, - прошипел его дядя, утаскивая его в относительное уединение маленькой ниши.
“Мне действительно наплевать”.
Выражение лица пожилого мужчины стало грозным. “Вы же не хотите сказать, что желаете это существо”.
Маркус вырвал руку из хватки дяди и холодно посмотрел на него. “Никогда больше не называйте Поппи так”.
Но если слова Маркуса и подействовали на дядю, он никак этого не показал. Его густые брови сошлись над яростными глазами, его худощавая фигура буквально тряслась от возмущения. “Она погубит вас”, - прорычал он. “Она дважды отвергала вас, а вы все еще бежите за ней, как собака”.
Маркус был так натянут, что боялся сорваться. “Я никогда не говорил вам, - сказал он тихо и медленно, - что Поппи отвергла меня один раз, не говоря уже о двух”.
Мужчина побледнел. Выражение его лица, однако, оставалось мятежным. “На что вы намекаете, Холлитон?”
Маркус выпрямился во весь рост. Его дядя не был маленьким человеком; он всегда казался больше в жизни, силой, которой нужно повиноваться. Однако теперь Маркус увидел в его холодных глазах и плотно сжатых губах слишком человеческое упрямство, чтобы сохранять контроль, даже когда он был неправ.
“Я подразумеваю, что вы имели какое-то отношение к тому, что Поппи положила конец нашей дружбе много лет назад. И даже совсем недавно вы каким-то образом убедили ее отказаться от моего ухаживания. Вы это отрицаете?”
Но его дядя был не из тех, кого можно запугать. “Конечно, я этого не отрицаю”, - выплюнул он. “Происхождение девушки скандально. Если вы встанете на ее сторону, то станете посмешищем. Вы никогда больше не сможете показаться в приличном обществе ”.
“О чем, черт возьми, вы говорите?” Потребовал ответа Маркус. “Мне наплевать, даже если она сирота из бедной семьи”.
Внезапно взгляд дяди переместился, выражение его лица стало хитрым. “Ах, но видишь ли, Холлитон, ” протянул он, - дело не только в том, что она просто обездоленный подкидыш. Гораздо больше. Не так ли, мисс Тилберн?”
* * *
Решимости, которая вела Поппи сквозь море приглашенных на бал Двенадцатой ночи, чтобы добраться до Маркуса, был нанесен почти смертельный удар, когда мистер Праути метнул в ее сторону свои язвительные слова, подобные метким стрелам.
Ее взгляд метнулся к Маркусу. Его брови сошлись на переносице, когда он переводил взгляд с одного на другого. “О чем он говорит, Поппи?”
Ее мужество дрогнуло при мысли о том, что должно было произойти и что она должна была ему сказать. Но когда она посмотрела в его удивительно добрые карие глаза, зная, насколько доброе у него сердце и как ужасно им манипулировали, эта минутная трусость быстро испарилась.
“Я расскажу тебе все”, - тихо сказала она, слишком хорошо осознавая, что за дверью алькова есть уши. “Но не здесь”.
Он пристально посмотрел ей в глаза, на его лице было ясно видно замешательство. Но в конце концов он сдержанно кивнул и вышел из их уединенного уголка.
“Вы не оставите меня в стороне от этого”, - сказал мистер Праути голосом, не терпящим возражений. Было ли это игрой воображения Поппи, или в его словах был скрытый страх?
“Конечно, нет”, - спокойно ответила она. “В конце концов, вы участвуете в этом разговоре”.
Вспышка тревоги, зажегшаяся в его глазах, быстро исчезла, сменившись его обычной уверенностью в себе. Всей группой они вышли из бального зала. Маркус провел их в маленькую пустую боковую комнату, в камине ярко горел огонь. Затем он закрыл дверь, и откладывать их беседу было больше нельзя.
Но мистер Праути не собирался позволять ей взять верх. “Вы пригрели у себя гадюку, Холлитон”, - сказал он, бросив на Поппи взгляд, полный отвращения. “Вдовствующая герцогиня была бы шокирована, узнав, что за создание, женщину вы привели в ее дом”.
Поппи видела, как мистер Праути будет тянуть время, делая ставку на ее стыд, разыгрывая драму, чтобы разжечь любой шок, который он сможет превратить в нечто разрушительное. Она не собиралась позволить ничему из этого случиться.
Прежде чем мужчина успел снова открыть рот, она выпалила: “Моя мать была проституткой”.
Они оба смотрели на нее ошеломленными глазами. Но Поппи едва ли это замечала, потому что, говоря правду, она чувствовала, как все давление, все напряжение покидает ее, как пробка вылетает из бутылки. Она испустила долгий вздох облегчения.
“Она была проституткой”, - повторила она, слова лились из нее рекой. “И она не была замужем за моим отцом. На самом деле, она даже не знала, кем был мой отец”.
Маркус продолжал пялиться на нее, казалось, не в силах выразить словами. Мистер Праути, однако, быстро собрался с мыслями и перешел в наступление.
“Как видите, она сама признает, что она скандальная женщина”, - выплюнул он. “Она не подходит для приличного общества. Последствия будут разрушительными для вашего доброго имени и репутации, если вы станете на сторону таких, как она. Герцог, делающий внебрачного ребенка шлюхи своей герцогиней? Возмутительно—”
“Тишина!”
Низкий голос Маркуса прогремел по маленькой комнате. Он уставился на своего дядю, выглядя более разъяренным, чем Поппи когда-либо видела его. “Если вы скажите еще хоть слово, я с радостью вышвырну вас из дома сию же минуту. Поппи”, — его голос смягчился, когда он повернулся к ней, — “Пожалуйста, продолжай”.
Его дыхание стало поверхностным и частым, мускул на челюсти напрягся, что свидетельствовало о его замешательстве и волнении. И все же он позволил ей взять слово, сказать ему правду по-своему. Она взяла его за руку, и он переплел их пальцы, пристально глядя на нее, с доверием в глазах.
И она не думала, что сможет любить его сильнее.
“Ты понимаешь,”запинаясь, начала она, - что мы никогда ничего не знали о моих родителях? Что Хаустерны признали, что моя мать была сестрой миссис Хаустерна и ничего больше?” Когда он кивнул, она глубоко вздохнула и продолжила. “Когда мы с тобой начали проявлять ... интерес друг к другу, твой дядя решил выяснить правду о моем рождении. Он нашел его в Ливерпуле, в доме с дурной репутацией, в котором работала моя мать. Кажется, она сбежала с парнем, когда была маленькой. Когда он бросил ее, она продала себя, чтобы не умереть с голоду. И когда я должна была родиться, она пошла к своей сестре, умоляя о помощи. Она с трудом сглотнула, посмотрела на их переплетенные пальцы. “Моя тетя прогнала бы ее, но моя мать собрала свою гордость и пошла к викарию. Он заставил Хаустернов выполнить свой долг. Итак, я родилась в их доме, моя мать умерла, и они оставили меня у себя. И больше никогда не говорили о моей матери, опасаясь скандала ”. Она подняла на него глаза, радуясь, что он узнал правду, но опасаясь его реакции теперь, когда все это было выложено к его ногам.