Моя грудная клетка болезненно сжалась вокруг легких. Я ненавидела то, что этот вопрос прозвучал пораженно, когда сорвался с его губ, и то, что Ривер даже не мог посмотреть на меня, когда задавал его.
— Странно. Красиво. Захватывающе. Ужасно. Невероятно. — Я уставилась на свои руки. — Иногда бывало трудно быть одной, путешествовать одной. Было достаточно срывов из-за этого. Но… — Я улыбнулась. — Когда я отправлялась в поход и достигала потрясающей точки обзора, или разговаривала с кем-то из другой культуры — даже через языковой барьер, или пробовала еду, которую никогда раньше не пробовала, или слышала новый тип музыки, которую никогда раньше не слышала… — Я покачала головой. — Я даже не могла вспомнить, какие трудные времена потребовались, чтобы добраться туда.
Мои глаза встретились с глазами Ривера, и на его лице появилась сдержанная улыбка.
— Какое твое любимое место?
— Италия, — быстро ответила я. — Определенно, Италия. Еда, вино, люди, пейзажи… у них есть все это. Там есть сельская местность, красивые прибрежные и шумные города. — Я сделала паузу, поджав губы, прежде чем снова посмотреть на него. — Может, хочешь посмотреть несколько фотографий?
Ривер нахмурился, глядя на свою кружку с кофе, хотя сейчас она была пуста.
Я не стала дожидаться ответа, прежде чем схватила свой телефон с прикроватной тумбочки, куда положила его заряжаться, и вытащила свои фотографии из Италии. Я придвинула свой стул поближе к Риверу, показывая первую.
— Это в Тоскане. Я остановилась на великолепной ферме с прекрасной семьей. Они позволили мне остаться бесплатно, пока я работала.
— Красиво, — сказал он, когда я пролистала фотографии, на которых были изображены тосканские холмы и кипарисы. — Что ты для них делала?
— Всего понемногу, вроде тебя, — сказала я, подталкивая его локтем. — Готовила, убирала, собирала виноград, стряхивала оливки с деревьев, когда наступал сезон. Время от времени делала покупки в городе. Иногда нянчилась с детьми. — Я пожала плечами. — Все, что они от меня требовали.
— Я понимаю, почему это твое любимое, — сказала Ривер, пролистывая. Я заметила, что он дольше задерживался на фотографиях, на которых была я, чем на тех, на которых меня не было. — Ты выглядишь счастливой.
— Да, — прошептала я.
Ривер сглотнул, возвращая мне телефон.
— Хочешь увидеть больше?
Он так сильно нахмурился, что можно было подумать, будто я только что попросила его сделать выбор между тем, чтобы воткнуть вилку ему в руку или в ногу. Но его глаза встретились с моими, и он кивнул — всего один раз.
То, что осталось от моего кофе, остыло, когда я показывал ему альбом за альбомом, картинку за картинкой на своем телефоне. Я рассказала ему истории о семьях, в которых останавливалась, о бригадах, с которыми работала, о домах, за которыми присматривала в обмен на жилье, об общежитиях, которые не раз пугали меня, и даже о том, как спала в открытом поле на юге Франции из-за транспортного коллапса.
Я показала ему фотографии замков и рифов, небоскребов и пляжей, скрытых пешеходных троп и шумных баров.
И с каждой новой историей, которую рассказывала, просила его рассказать одну из его собственных.
Я хотела знать, как он проводит свое свободное время, на что Ривер ответил множеством вещей, которые меня удивили. Он влюбился в чтение и рыбалку, и даже начал кататься на лыжах, хотя и сказал, что все еще разбирается в этом. Он пытался выучить другой язык и выбрал мандаринский, главным образом потому, что все говорили, что он один из самых сложных в изучении.
И я хотела узнать о наших друзьях, о тех, кого не было в социальных сетях. Он рассказал мне о том, как дела у всех в городе, о драме и сплетнях — ну, во всяком случае, столько сплетен, сколько Ривер мог знать.
Было не так много разговоров, и иногда между нами возникали долгие промежутки молчания. Но было приятно вообще разговаривать, задавать вопросы и действительно получать ответы.
И получить встречные вопросы.
В какой-то момент я даже сказала: «Видишь? Разве это не мило?». На что не получила ничего, кроме кривой улыбки, прежде чем он снова обратил внимание на одну из моих историй.
— А как дела у твоих мамы и папы? — спросил я, может быть, где-то через час.
В ту секунду, когда вопрос слетел с моих губ, Ривер напрягся.
Я нахмурилась.
— Я… Я уже давно ничего о них не слышала. Мы поддерживали связь около года после того, как я уехала. Ну, знаешь, болтали по телефону иногда. Но потом они перестали звонить и перестали отвечать на мои звонки…