Я могла бы воспользоваться своим пропуском. Часть меня хотела его использовать. Но я понятия не имела, что будет дальше в этой игре, и у меня было чувство, что дальше будет хуже.
Я сглотнула.
— Один.
Взгляд Ривера не изменился. Его зеленые глаза не отрывались от моих, пока я больше не могла выносить его взгляд, то, как он смотрел сквозь мой ответ, как будто за этим стояло что-то большее.
Нет, я ни с кем больше не спала.
Нет, это ничего не значит.
Кроме того, что я была слишком занята, узнавая мир, чтобы заботиться о том, чтобы с кем-то переспать.
Я прочистила горло.
— Правда или действие?
— Действие, — прохрипел он. — И на всякий случай, если тебе интересно, у меня аналогично.
Мое сердце сильно забилось в груди от его признания, от правды, которую я так отчаянно хотела знать, но боялась спросить.
Все это время… он тоже ни с кем больше не спал.
Что это значит?
Я поднесла свой гоголь-моголь к губам, строго говоря себе, что это ничего не значит. Во всяком случае, ничего такого, в чем мне нужно было бы разобраться.
Я оторвала взгляд от Ривера и вместо этого посмотрела на огонь.
Так и пошла игра.
Я бросила ему вызов сделать глоток виски, он бросил мне вызов лизнуть одну из игрушек Лося. Я спросила его, где было самое странное место, где он когда-либо мочился, и он попросил меня рассказать ему правду о дорогом браслете, с которым я пришла домой, когда нам было девятнадцать, и который, как он знал, я не могла себе позволить.
Чем дольше продолжалась игра, тем больше мы пили, смеялись и дразнили друг друга. Казалось, суровая обстановка, в которой мы жили большую часть дня, наконец-то исчезла, и я гораздо больше предпочитала ту, в которой мы находились сейчас.
Было уже около полуночи, когда Ривер выбрал действие, а у меня заканчивались идеи. Но один взгляд через комнату — и все изменилось.
— Помнишь то домашнее видео, которое твой папа показал мне, где в детстве ты был завернут в большое одеяло, и скакал вокруг, повторяя: «Смотри, пап! Я королева!»
— Мужчины не могут быть королевами, сынок. Мужчины — короли, — передразнил голос своего отца Ривер.
— Но… мальчики же могут быть королевами, верно? Я хочу быть королевой! — передразнила я, и мы оба рассмеялись.
Когда звук затих, в глазах Ривера появилось отстраненное выражение, он провел большим пальцем по краю бокала.
— Хорошо. Это твой вызов, — сказала я, щелкнув пальцами, прежде чем момент стал слишком тяжелым. — Я хочу повтор.
Вскочив с места, я схватила рождественское одеяло и швырнула в него. Ривер поймал его с драматическим вздохом, с усмешкой складывая ткань в руках.
— Начинай, — сказала я и села на диван, как будто была в зале, а пространство перед камином было его сценой. — Давай посмотрим.
Ривер тяжело вздохнул, но когда поднялся на ноги, то сразу вошел в роль. Он высоко поднял голову, накинул одеяло на плечи и позволил ему волочиться за собой, пока вальсировал вокруг, говоря: «Я королева! Я королева!»
Я смеялась и смеялась, катаясь по дивану, пока у меня не заболели бока. Когда Ривер, наконец, остановился, то встал перед камином, все еще с одеялом на плечах, наблюдая за мной.
Огонь освещал его сзади, оставляя видимым силуэт. Я пожалела, что нет электричества, потому что очень хотелось бы увидеть его в мерцании огней гирлянды, обвивающей рождественскую елку.
Тем не менее, гирлянда и украшения отражали пламя огня, и все свечи, которые окружали нас, отбрасывали на парня теплое сияние. Я наблюдала за миллионом различных эмоций, промелькнувших на его затененном лице, прежде чем Ривер раскрыл объятия, одеяло растянулось, как накидка.
— Иди сюда.
Я нахмурилась и не сдвинулась ни на дюйм, пока Ривер не ухмыльнулся и не кивнул головой, жестом приглашая меня присоединиться к нему.
— Давай, Элиза. Иди сюда.
Моя грудь и горло сжались, когда он произнес мое имя, и я попыталась, но не смогла сглотнуть, когда подошла к Риверу. Когда оказалась в нескольких футах от него, он улыбнулся шире, обнял меня и притянул к себе вплотную.
Рождественское одеяло теперь покрывало нас обоих, окутывая теплом. На мгновение я не знала, что делать со своими руками. Руки были неловко прижаты к бокам, пока Ривер не усмехнулся и не поднял их к своим плечам.
Затем он снова обнял меня, и мы начали раскачиваться.
Музыка по радио раньше была такой тихой, а мы такими громкими, что я даже не помнила, чтобы она вообще играла. Но теперь, когда мы замолчали, это было все, что я слышала, плавная мелодия и сладкий голос Бинга Кросби, поющего «Я буду дома на Рождество» (прим. Bing Crosby «White Christmas»).