Магдалена стремительно вышла из комнаты. Позвонив, она прошла в свою комнату и села за стол. Откинув крышку стола, она высыпала на нее груду документов и долго сортировала их, пытаясь навести хотя бы какой-нибудь порядок. Наконец, раздраженно вздохнув, Магдалена перевязала все документы, забросила их на прежнее место и устало пригладила рукой свои платиновые волосы.
— Что же, черт побери, делать? — пробормотала она.
VI
На втором этаже Горстон-холла длинный коридор вел в большую комнату с окнами, выходящими на дорогу за домом. Эта комната была обставлена в пышном старомодном стиле. Тяжелые парчовые гобелены, развешанные по стенам, солидные кресла, большие вазы с изображением драконов, бронзовые скульптуры… Все в этой комнате дышало красотой, богатством, солидностью.
В большом кресле, самом крупном и внушительном из всех кресел в комнате, сидел худой, сморщенный старик. Его длинные, чем-то напоминающие клешни руки лежали на подлокотниках кресла. Рядом с ним к креслу была прислонена массивная позолоченная трость. На старике был поношенный синий домашний халат, ноги его были обуты в войлочные туфли. Волосы его, совсем седые, неприятно оттеняли нездоровую желтизну его лица.
Дряхлый, немощный старик — на первый взгляд только так можно было подумать об этом человеке. Но прямой орлиный нос и особенно темные, горящие глаза заставляли в этом усомниться. В этих глазах был огонь, были жизнь и энергия.
Старый Симеон Ли внезапно заерзал в кресле и издал довольное хихиканье.
— Вы передали мое поручение миссис Альфред Ли? — спросил он.
Стоявший рядом с его креслом Хорбери почтительно ответил:
— Да, сэр.
— Точно передали? Слово в слово?
— Да, сэр. Я не изменил ни единого слова, сэр.
— И хорошо, что так сделали. Попробовали бы вы сделать иначе — пожалели бы об этом! А что она вам ответила, Хорбери?
Старик снова захихикал и удовлетворенно потер руки.
— Блестяще… Первый сорт… Теперь они весь вечер будут размышлять о том, кто бы это мог быть! Блестяще! Ну, ладно, пусть они поднимутся сюда. Слышите? Пойдите и приведите их.
— Слушаюсь, сэр.
Хорбери бесшумно повернулся и вышел из комнаты.
— И вот еще что, Хорбери…
Старик оглянулся, но, не увидев слуги, чертыхнулся про себя.
— Мерзавец! Крадется как кот! Никогда не знаешь, здесь он или уже ушел.
Когда раздался стук в дверь и вошли Альфред с Лидией, старик сидел в кресле, поглаживая пальцами подбородок.
— А, вы уже здесь! Хорошо, хорошо. Лидия, дорогая, садитесь здесь, рядом со мной. Какой у вас сегодня чудный румянец!
— Я только что с улицы, а там мороз.
— Как ты себя чувствуешь, отец? — спросил Альфред. — Хорошо отдохнул сегодня?
— Отлично… отлично… Вспоминал старые деньки, когда я еще не жил здесь и не был столпом общества.
Он резко захихикал.
Его невестка сидела молча и вежливо улыбалась.
— Полагаю, отец, — заметил Альфред, — что ты вызвал нас к себе, чтобы рассказать об этих двух новых гостях на Рождество.
— Ах, да! Конечно, я об этом скажу. В этом году у нас будет настоящее семейное Рождество. Дай вспомнить. Значит, будут Джордж и Магдалена…
— Они звонили, — вставила Лидия, — и сказали, что приедут завтра в двадцать минут шестого.
— Ну и болван же этот Джордж! — ядовито заметил старый Симеон. — Напыщенный пустозвон! И все же он мой сын.
— Избиратели им довольны, — кротко возразил Альфред.
Симеон снова захихикал.
— Думают, наверное, что он честный малый. Ч-е-с-т-н-ы-й! Да никто из Ли никогда не был честным!
— Ты не прав, отец.
— Я не говорю о тебе, мой мальчик. Я не говорю о тебе.
— А Дэвид? — спросила Лидия.
— А что Дэвид? Он был и остается сентиментальным юнцом. Конечно, интересно его увидеть после стольких лет. Хотел бы я посмотреть и на его жену. Слава богу, у него хватило ума не жениться на девице двадцатью годами моложе! Не то что этот дурак Джордж.
— Хильда написала очень милое письмо, — сказала Лидия, — а только сейчас я получила от нее телеграмму, подтверждающую, что они приедут завтра.
Симеон Ли бросил на нее острый проницательный взгляд и рассмеялся.
— Вы совсем не меняетесь, Лидия. Вы благовоспитанны. Чувствуется порода, а что это такое — мне прекрасно известно. Забавная все-таки штука — наследственность. Из всех моих детей только один похож на меня, только один из всего выводка.
В его глазах заплясали насмешливые огоньки.
— Угадайте теперь, кто приедет к нам на Рождество. Спорю на пять фунтов, что ни за что не угадаете!