слом круассан, Лоретт приступила к еде. - Ну что, племянница, понравились тебе подарки? - весело спросил Этьен, не заметив, как напряглась при этих словах сестра. - Да, они прекрасны, спасибо дядюшка, - учтиво произнесла Лоретт, молясь, чтобы тема не получила продолжения. Но было поздно: услышав о подарках мать побледнела и принялась лихорадочно уничтожать круассан, буравя кузена гневным взглядом. - Я же велела вам не дарить этой невоспитанной девчонке подарков на это Рождество. Она потеряла всяческие понятия о приличиях и воспитании. Я требую, чтобы вы немедленно отдали мне все ее подарки, она получит лишь тогда, когда я решу, что она это заслужила, - прошипела она, буравя Этьена пристальным взглядом. - Мне кажется, вы чересчур строги к ней, сестрица, - с улыбкой ей возразил мужчина, пытаясь сгладить неловкость. - Сегодня же Рождество, давайте проведем этот праздник без ссор и наказаний. При этих его словах. Вивьен побледнела так, что Лоретт показалось, что мать сейчас хватит удар, однако женщина лишь растянула в улыбке тонкие губы и, кивнув, продолжила есть. Покончив с завтраком, она поднялась на ноги: - Встретимся, когда придет время идти к мессе, мои дорогие. С этими словами, она устремилась наверх, жестом приказывая дочери и гувернантке следовать за ней. От ожидания грандиозного скандала, у Лоретт все внутри болезненно сжалось, а ноги будто налились свинцом. И действительно, стоило им переступить порог спальни, мадам Ферье развила бурную деятельность. - Мадам Жислен, будьте любезны, покажите мне, где лежат ее подарки, - ледяным голосом произнесла она, методично перебирая содержимое чемодана дочери, словно надеясь, что подарки обнаружатся там. Лоретт, выпрямившись, сидела на краешке кресла, сжав руки в кулаки и наблюдая за каждым движением матери. - Под матрасом, мадам, загляните туда, - негромко произнесла мадам Жислен, глядя на бесплодные усилия хозяйки. - Под матрасом, говорите, ну-ка посмотрим, - прошептала мадам Ферье, искривив тонкие губы в улыбке. Оцепеневшая в кресле Лоретт с бесстрастным лицом наблюдала, как мать перевернув матрац, схватила коробку с красками и швырнула ее в ярко пылающий камин, а прекрасные кисти сломала и отправила следом. Чудесный гребешок перекочевал к ней за пазуху, но в тот самый момент, когда она убирала туда же зеркальце и украшения, шок, до этих пор заставлявший Лоретт сидеть на краю кресла, будто примерзнув к месту, сошел на нет. - Что вы наделали? Я вас ненавижу, ненавижу, ненавижу! Будьте вы все прокляты! - закричала она, вскакивая на ноги, и сама удивилась тому, как это пришло ей в голову. Как только она договорила последнюю фразу, ноги сами понесли ее вон из комнаты. Бросив последний взгляд на мать, застывшую возле камина, и с ужасом смотрящую на нее гувернантку, она развернулась и выбежала за дверь. Щеки горели, сердце колотилось, как сумасшедшее, но слез почему-то не было. В голове билась только одна мысль: «убежать, убежать отсюда, как можно дальше, чтобы не нашли». Девочка сама не заметила, как преодолев несколько лестничных пролетов оказалась в совершенно незнакомой комнате. В ней было полным-полно всякого пыльного хлама: старинные подсвечники, сундуки, пыльные книги, рулоны ткани и тому подобное. Опустившись на один из сундуков, Лоретт согнулась пополам, пытаясь унять сердцебиение и колотье в боку. Отдышавшись, девочка поднялась на ноги и огляделась. Судя по всему, она очутилась на чердаке, куда давным-давно никто не заходил. Пройдя длинное помещение из конца в конец, она наконец обнаружила за какими-то досками небольшое оконце. Отодвинув их, она стерла со стекла пыль и паутину и выглянула наружу. В голову закралась шальная мысль спуститься по ближайшему дереву и бежать, куда глаза глядят. Но не одного подходящего дерева поблизости не было. Прильнув к стеклу, Лоретт наблюдала за крошечными фигурками слуг, лошадей и конюха внизу, которые с такого расстояния казались крошечными точками. От этого занятия ее отвлекло дуновение холодного ветра за спиной. Девочка испуганно отшатнулась от окна, думая, что за ней явились, но уже через мгновение облегченно выдохнула: у нее за спиной стоял Гаэтан. - Вот вы где, мадемуазель, не ожидал вас здесь увидеть, - произнес он, наклоняясь к девочке. - Что-то случилось? Вы бледны и будто бы чем-то огорчены. В его голосе звучало столько искренней заботы, что лед, сковавший внутренности Лоретт, наконец треснул и она горько разрыдалась, опустившись на ближайший сундук. В перерывах между всхлипываниями и душащими ее приступами рыданий, девочка выложила другу все произошедшее в детской, чувствуя, как он ласково гладит ее по волосам, нашептывая что-то успокаивающее. Немного придя в себя, она подняла голову и увидела, что Гаэтан склонился над ней, всеми силами старясь утешить. Только сейчас ей бросилось в глаза, что юноша стал каким-то чересчур бледным, и будто бы полупрозрачным, на миг ей даже почудилось, что сквозь него просвечивают сваленные у стены тканевые рулоны. Но это наваждение быстро рассеялось. Видя, что она перестала рыдать, юноша улыбнулся и молча, протянул ей носовой платок. - Спасибо вам, что выслушали меня, - срывающимся, севшим от рыданий голосом произнесла девочка, вытирая лицо. - Мне немного легче, но знали бы вы, как сильно я ненавижу этот дом и... - она помолчала, собираясь с духом, но осеклась, увидев, что Гаэтан приложил пальцы к губам, сделав ей знак молчать. - Не произносите этого, Лоретт, я понимаю вас и ваши чувства, ведь я очень долго сам был в подобной ситуации, но помните - всякое слово несет за собой последствия, и порой нам приходится очень горько раскаиваться за что-то сказанное в запале, - тихо произнес он, глядя на нее. На некоторое время на чердаке воцарилась тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием старого кресла, в котором медленно раскачивался Гаэтан. По дощатому полу чердака медленно ползли лучи неяркого зимнего солнца, в которых танцевали крошечные пылинки. Устав наблюдать за их замысловатым движением, девочка первой нарушила молчание: - Мсье Гаэтан, вы сказали, что долгое время были в похожей ситуации, что вы имели ввиду? - выпалила она на одном дыхании, не дав себе время передумать. Лоретт была готова к тому, что Гаэтан сейчас либо возмутится ее нахальству, либо рассмеется, сведя все в шутку, либо просто оставит ее, тем самым избежав разговора. Но он вновь улыбнулся ей и заговорил: - После усыновления я несколько лет прожил в семье, где подобного рода наказания считались более, чем приемлемыми, скорее даже необходимыми. Мсье Буше, мой усыновитель был чрезвычайно набожен и имел обыкновение запирать нас с моим младшим сводным братом Мишелем в подвале или на чердаке без ужина. А в качестве подарков нам обычно преподносились перья для ручек и молитвенники, а все подарки, не связанные так или иначе с учением или религией, безжалостно уничтожались. При этих его словах, Лоретт передернуло от воспоминаний о летящих в камин кистях и красках. - К счастью, я прожил в их семье всего лишь три года. Госпожа Буше вскоре слегла с чахоткой и сгорела буквально за несколько недель. Ее муж был человеком довольно черствым, а также придерживался мнения, что и мне и Мишелю следует связать свою жизнь с богослужением, и прочил нам удел монахов в мужском монастыре. Однако если робкий, мягкий и набожный Мишель и мысли не допускал о том, чтобы ослушаться папеньку, то меня влекла стезя ученого-естествоиспытателя, по примеру Жозефа де Жюссьё*, которого господин Буше считал опаснейшим еретиком и посланником самого дьявола. Поняв, что переубедить приемного отца у меня не получится, я начал вынашивать план освобождения из-под родительского гнета. Брат, посвященный в мою задумку, попытался меня отговорить, но я был непреклонен. Кое-какие сбережения у меня были и, выбрав для побега самую темную ночь, я выбрался из дома через окно и что было мочи побежал к железнодорожной станции, надеясь успеть на поезд до Марселя, где жила моя тетка со стороны матери, о которой я помнил из ее рассказов. По счастью, мне удалось без проблем добраться до места назначения, не привлекая к себе особенного внимания, и я поселился в доме милейшей пожилой леди, всячески помогая ей по хозяйству и устроился помощником в лавку аптекаря. Мсье Анри де Мусьен, добродушный немолодой аптекарь с самого начала отнесся ко мне очень тепло, и убедившись, что я действительно разбираюсь в ботанике, химии и прочих необходимых аптекарю вещах, с удовольствием взял меня в ученики. Договорив эту фразу, юноша задумчиво уставился в покрытое инеем окно. - А что же было дальше? - первой нарушила молчание Лоретт, завороженная его рассказом и целиком погрузившаяся в него. Гаэтан хотел было что-то сказать, но тут на лестнице раздались чьи-то шаги. Услышав их, Лоретт побледнела и принялась оглядывать чердак, в поисках укрытия. - Это мадам Жислен, если она заметит, что я здесь, боюсь даже представить, что будет, - зашептала она. Шаги тем временем все приближались и девочка в растерянности замерла, не зная куда спрятаться и что делать. Однако, к ее облегчению, в комнату вбежала одна из молодых служанок, работавших в доме дядюшки. Кажется, ее звали Луиза. - Вот вы где, Лоретт! Наконец-то я вас нашла, мадам Жислен с ног сбилась, разыскивая вас. Ваша матушка места себе не находит, ведь вы отбываете в Париж уже сегодня вечером, - воскликнула она и, схв