смеете упрекать меня в жестокосердии после того, как я с ног сбилась, вас разыскивая! Вы глупая, грешная, несносная, неблагодарная, порочная девчонка и должны искупить свой грех перед матерью и Божьим взором. Становитесь на колени немедленно! Стиснув зубы, Лоретт послушно преклонила колени на ледяном бугристом полу и принялась, как сомнамбула, повторять за воспитательницей слова молитвы. Комната была совершенно выстужена, изо рта вырывались маленькие облачка пара, холодный неровный камень больно впивался в колени. Наконец, пытка молитвой была окончена и Жислен с гордым видом покинула комнату, забрав свечу и наказав воспитаннице немедленно укладываться. Стоило только шарканью старухи смолкнуть за поворотом коридора, Лоретт бросилась ничком на кровать и завернувшись в тонкое холодное одеяло, вновь отчаянно-горько зарыдала. Внутри у нее все переворачивалось от жгучей боли, обиды и отчаяния, а будущее представлялось непроглядным мраком. Внезапно, она ощутила чье-то прикосновение и повернувшись на спину вскричала: - Оставьте меня, мадам Жислен, достаточно, прошу вас! Однако, рядом с ней никого не было и, списав все на усталость и головную боль, сдавившую виски тугим раскаленным обручем, девочка поплотнее закуталась в холодное, влажное одеяло и провалилась в прерывистый тяжелый сон. Сквозь пелену дремоты ей иногда казалось, что в комнате слышны слова какой-то тихой медленной песни, напоминающей колыбельную. Но, в следующую секунду, она снова погружалась в затягивающую пучину кошмаров.
глава II
Она летит в жуткую темную бездну, а вокруг нее кружатся сотни безобразных, искаженных жуткими гримасами молочно-белых призрачных лиц, испускающих леденящие душу и кровь стоны. Они вопят, гримасничают, шепчут какие-то проклятия, протягивая к ней омерзительные конечности. Хочется исчезнуть, скрыться, лишь бы не видеть этого кошмара, но тело не слушается, будто парализованное страхом. Нет! Пожалуйста! Не-е-ет! *** Девочка вздрогнула и, распахнув глаза, уставилась в темнеющий над кроватью потолок, отчаянно пытаясь восстановить сбившееся дыхание. В ушах у нее все еще звенел собственный пронзительный крик, сердце колотилось, как пойманная в силки птица, а ночная рубашка насквозь промокла от пота и прилипла к спине. Дрожащей рукой она попыталась дотянуться до стоящего на прикроватном столике графина с водой, потому что во рту было сухо, словно в пустыне, горло саднило, а голову по-прежнему терзала ноющая боль. Но, к сожалению, графин с живительной влагой упал от неосторожного прикосновения, и вода с журчанием потекла на каменный пол. Лоретт со стоном откинулась на подушки, представляя, что скажет мадам Жислен, увидев это "вопиющее безобразие" в виде лужи и осколков графина на полу. Но в данный момент, ей не было дела до нравоучений старой занудливой гувернантки. Она была способна лишь кутаться в одеяло и мечтать забыться тревожным сном, надеясь больше не увидеть жуткие лица призраков. Однако cон больше так и не пришел, вынуждая ее метаться по постели, то и дело впадая в какое-то полузабытье до тех пор, пока в коридоре не послышались шаркающие шаги воспитательницы. Увидев усыпанный осколками и залитый водой пол, Жислен нахмурила седые кустистые брови и хотела было устроить маленькой негоднице разнос, но заметив на ее щеках горячечный румянец, не на шутку перепугалась: угораздило же девчонку простудиться в самый канун Рождества, когда доктора по всей округе днем с огнем не сыщешь. - Одно слово - городская, чуть, что так в горячке мечется, - проворчала старуха, трогая пылающий лоб воспитанницы. Распорядившись, чтобы служанки мсье Этьена не приближались к девочке до ее возвращения, гувернантка направилась в спальню хозяйки, намереваясь сообщить ей пренеприятные известия. Услышав о внезапной болезни дочери, Вивьен не выказала ни малейшего беспокойства, ее еще молодое лицо, почти не тронутое морщинами, даже не дрогнуло, застыв холодной маской. Мать лишь безразличным тоном произнесла, не поднимая глаз от Библии в потертом кожаном переплете: - Полагаю, вы и без меня знаете, как справляться с подобными неприятностями, и прошу вас более не докучать мне по таким пустякам. Проснувшись, девочка обнаружила, что чувствует себя немного лучше, чем ночью и, приподняв голову, огляделась по сторонам. Она была одета в толстый халат, выуженный мадам Жислен из недр какого-то гардероба, укрыта еще одним одеялом, вокруг ее шеи был повязан толстый кусачий шарф дядюшки Этьена, а в комнате было значительно теплее из-за ярко горящего камина. Сквозь раздернутые гардины проникало неяркое зимнее солнце, подсвечивая причудливые ледяные узоры на стеклах, напоминающие диковинные цветы. Девочка с мечтательным видом уставилась на них и погрузившись в собственные мысли, даже не заметила прихода мадам Жислен, вошедшей в комнату с тарелкой, источающей аппетитный запах и жестяной кружкой с каким-то пахнущим травами снадобьем. - Ешьте, мадемуазель, - велела гувернантка, присаживаясь на край постели и подавая воспитаннице тарелку. Наевшись куриного супа и запив его кружкой кисловато-мятного травяного настоя, Лоретт опустилась на подушки и вновь уставилась в окно. Мадам Жислен собиралась уже было выйти из комнаты, но услышав тихий голос подопечной, замерла на пороге. - Мадам, я знаю, что маменька строго-настрого запретила давать мне книги, но не могли бы вы принести хоть одну? Уж больно скучно целый день лежать, да смотреть в окошко, - произнесла Лоретт, глядя на гувернантку почти с мольбой. Услышав ее просьбу, мадам нахмурилась и покачала головой. - И не просите, голубушка, ваша мать и с меня и с вас шкуру спустит, коли прознает, что запрет нарушили. Да и негоже с таким жаром читать, не приведи господь ослепнете, в ваши то годы, кто вас такую замуж тогда возьмет? Услышав последние слова гувернантки, Лоретт с трудом удержалась от того, чтобы не высказать наставнице все, что вертелось у нее на языке, но вместо этого лишь вздохнула и отвернулась к окну, вновь погрузившись в рассматривание морозных узоров. Мадам Жислен, ожидавшая от непокорной воспитанницы извинений, но так их и не дождавшаяся, рассерженно фыркнула и вышла за дверь. Дождавшись, пока шаги гувернантки стихнут в глубине коридора, Лоретт яростно ударила кулаком по подушке и уткнулась в нее лицом, смаргивая выступившие злые слезы. Слова гувернантки звучали у нее в ушах издевательским эхом. «Кто замуж возьмет...». При воспоминании об этом, сердце девочки сжималось от обиды и бессильного гнева. «Я для них обуза, всегда была обузой, они только и ждут, как бы выдать меня замуж за какого-нибудь богатенького напыщенного болвана, вроде Жозефа Дюбуа и забыть о моем существовании навеки» - крутились в ее голове тяжелые мысли. Вдоволь наплакавшись от жалости к себе, девочка задремала. Проснулась она от ощущения, что на нее направлен чей-то изучающий пристальный взгляд. Открыв глаза, она рефлекторно подалась назад, готовясь увидеть вечно недовольную мадам Жислен, ищущую, к чему бы придраться. Но, к ее изумлению, в изножье кровати с книгой в руках сидел Гаэтан де Гранже. - С пробуждением, мадемуазель, - приветливо улыбнулся он, н