о увидев, что девочка смотрит на него огромными испуганными глазами, перестал улыбаться. - Вы так бледны и испуганы, неужели это я вас так перепугал? - Нет-нет, что вы, мсье Гаэтан, все в порядке и вы здесь совсем не при чем, бледна я оттого, что мне нездоровится, я вчера подхватила простуду, а напугана от того, что мне спросонок показалось, будто это снова пришла мадам Жислен, - ответила девочка, облегченно выдыхая и расплываясь в ответной улыбке, глядя в лучащееся дружелюбием лицо юноши. - Мадам Жислен? О, наверное, это та дородная седовласая дама в чепце и переднике, которая вечно суетится на кухне, вместе с мадемуазель Мари, - осенило его. - Вы не ладите? - Не ладим, - это еще мягко сказано, - пробормотала себе под нос Лоретт, пунцовея от внезапно нахлынувшего стыда и с трудом подавляя непонятно откуда взявшееся желание уткнуться лицом в одеяло. Она ждала шквала вопросов или привычной тирады о собственной неблагодарности, но Гаэтан хранил молчание. Справившись с нахлынувшим смущением, девочка подняла глаза и с изумлением увидела, что серые глаза молодого человека полны искреннего сочувствия и понимания. Заметив, что она на него смотрит, юноша ободряюще улыбнулся девочке и произнес: - Скучно вам, наверное, лежать тут весь день совсем одной без всякого дела? - О да, по правде говоря, ужасно скучно, - призналась Лоретт, махнув рукой на наставления матери и гувернантки о том, что признаваться молодым людям в том, что тебе скучно, означает неимоверно унижать себя в их глазах. Но Гаэтан ни капли не походил на тех, с кем ее вынуждала общаться мать, водя на всевозможные религиозные собрания или на ее однокашников из лицея имени святой Амели. Напротив, она, почему-то чувствовала к нему зарождающуюся симпатию. И судя по тому, с какой теплотой смотрел на нее юноша, это чувство было взаимным. Заметив, что девочка с интересом поглядывает на книгу в его руках, он пояснил: - Это «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго, одна из моих любимых книг. - О, я слышала об этой книге! Она, наверное, очень занимательна. Как бы я хотела прочесть ее, но к сожалению маменька и мадам Жислен считают, что я слишком юна и дурно воспитана, чтобы позволить мне читать книги, - погрустнела девочка. - Слишком дурно воспитаны, чтобы читать книги? - изумился Гаэтан. - Но ведь всем известно, что книги, напротив, развивают в душе самые прекрасные качества, какие только есть в мире! - пылко воскликнул он. - К сожалению, маменька думает иначе, - печально произнесла Лоретт, комкая в пальцах краешек одеяла. - Она хочет, чтобы я думала или о том, как посвятить себя служению богу, уйдя в монахини, как только мне минет пятнадцать весен. Или же о том, как выйти замуж за юношу из подобающей семьи, и считает, что чтение, которое нравится мне, не развивает и не питает душу, а напротив, развращает и убивает ее. Юноша хотел было задать ей еще какой-нибудь вопрос, но тут в коридоре послышался визгливый голос мадам Жислен, на все лады распекавшей кого-то из особенно нерадивых по ее мнению служанок. Услышав его, Лоретт побледнела, как полотно. - Что же делать, если она вас увидит, нам обоим несдобровать, - зашептала она, лихорадочно оглядывая комнату, словно решение могло вдруг появиться из ниоткуда. Однако, Гаэтан, к ее удивлению, сохранил полнейшее хладнокровие. - Не переживайте, мадемуазель, меня никто не заметит, отвернитесь к окну и притворитесь, будто только что проснулись. Все пройдет как по маслу, обещаю вам, никто меня не заметит. Послушавшись его совета, Лоретт отвернулась к окну, а когда вновь повернула голову, о том, что ей это все не привиделось свидетельствовало только чуть примятое одеяло в изножье кровати, да книга в черном кожаном переплете, лежащая возле ее лица. Спешно спрятав свое сокровище под матрац, девочка отвернулась и закуталась в одеяло с головой. Вошедшая гувернантка, буркнув себе под нос что-то неразборчивое, подошла и резко сдернула одеяло, вперив в воспитанницу бледно-голубые злые глаза. - Вы что же это, задохнуться вздумали, милочка? Мало вашей матушке досталось горя из-за вашего папеньки, земля ему пухом, так и вы туда же? - зашипела она. - Нет-нет, что вы, я просто пыталась заснуть, а солнце светило прямо в глаза, - пробормотала девочка себе под нос. Недоверчиво хмыкнув, Жислен потрогала лоб воспитанницы и переведя взгляд на кровать со сбившимися комом постельными принадлежностями, недовольно поджала губы. - Как вы беспокойно спите мадемуазель, не кровать, а ни дать ни взять поле после сражения при Ватерлоо, - проворчала она, помогая Лоретт пересесть в кресло возле камина. Молясь, чтобы ей не пришло в голову переворачивать матрац, девочка сложила руки на коленях, провожая взглядом каждое движение гувернантки. К счастью, мадам Жислен ограничилась лишь перестиланием постели, заставив Лоретт облегченно выдохнуть. Увидев, что женщина закончила возиться с бельем, она хотела было улечься обратно, но к ее изумлению, мадам этому воспротивилась. - Хватит вам залеживаться, мадемуазель, эдак болезнь проклятую не прогонишь, до весны пластом лежать будете, а завтра уже Сочельник, гости прибудут важные, нехорошо будет. Если вы не спуститесь, разгневаете матушку, - приговаривала пожилая женщина, принеся в комнату медный таз, до краев наполненный горячей водой, а так же мешочек горчичных зерен, баночку желтоватой мази с резким запахом и кружку травяного отвара. Все время, пока Лоретт сидела на краешке кресла, опустив ноги практически в кипяток, источающий сильный запах горчицы, гувернантка расчесывала ее густые темные волосы, безжалостно раздирая особенно сильно запутавшиеся пряди деревянным гребнем. От резкой боли на глаза наворачивались слезы, но девочка упрямо сжала губы и не издала ни звука. Наконец, волосы были расчесаны и заплетены в тугую аккуратную косу и, велев воспитаннице надеть грубые носки из овечьей шерсти, женщина приказала ей ложиться. Когда позади остались растирания пахучим барсучьим салом и кружка горячего хинно-горького настоя, а шаги мадам Жислен затихли вдали, Лоретт выудила из-под матраца оставленную загадочным мсье Гаэтаном книгу и взахлеб начала читать о злоключениях цыганки Эсмеральды до тех пор, пока горевшая на тумбочке свеча не превратилась в оплывший огарок. Наутро, напоминанием о простуде служил только небольшой насморк и сухой болезненный кашель, временами скручивающий Лоретт в приступе удушья. Однако мадам Жислен сочла воспитанницу вполне здоровой и, ограничившись еще одной чашкой травяного отвара, приступила к подготовке к вечернему приему. Выряженная в самое ненавистное коричневое с розовыми оборками платье, Лоретт расхаживала по комнате, высоко поднимая колени и напоминая самой себе неуклюжего аиста. - Спину прямее, голову выше! - командовала мадам Жислен, шагая за ней по пятам с длинной деревянной линейкой в руках. Ее гибкий конец то и дело со свистом рассекал воздух за спиной девочки, инстинктивно заставляя ее поднимать голову и прогибаться в спине еще больше. От подобных садистских упражнений у Лоретт через полчаса заломило шею и плечи, но гувернантка была неумолима и прекратила мучительные занятия, только услышав с улицы стук колес экипажа. - Гости прибывают, поторопитесь, мадемуазель и не вздумайте горбиться! - прикрикнула женщина, следуя за девочкой по пятам. Спустившись вниз, Лоретт увидела, что в холле действительно яблоку негде упасть, там толпились все соседи ее дядюшки, включая мсье и мадам Мезьер вместе с их отвратительным отпрыском Жаном, толстым рыжим верзилой четырнадцати лет от роду, которого мать прочила ей в мужья. Увидев девочку, он тотчас подошел к ней и запечатлел на ее руке влажный поцелуй, заставив содрогнуться от отвращения. Однако она заставила себя улыбнуться и сделала перед ним книксен. Вытерпев удавьи объятия его матери, дородной женщины с шапкой жестких рыжих кудрей, выбивавшихся из-под праздничного чепца, она двинулась было к двери ведущей в гостиную, подгоняемая гувернанткой. Но когда она уже взялась за ручку ведущей в гостиную двери, из толпы гостей вынырнула какая-то высокая женщина в длинном платье и, всхлипнув, стиснула ее в объятиях. От незнакомки пахло какими-то свежими, чуть горьковатыми духами, а платье было непривычно мягким и приятным на ощупь. Вскоре, женщина отстранилась, и девочка смогла разглядеть блестящие медные волосы, уложенные на затылке в строгий пучок под искусно украшенной жемчужинами сеткой и прекрасное темно-зеленое прямое платье, лишенное всевозможных воланов, оборочек и кружев, которыми щеголяли другие приглашенные дамы. С восхищением глядя на стоящую перед ней даму, Лоретт хотела было спросить, как ее зовут, но подоспевшая мадам Жислен схватила ее за руку и буквально потащила в гостиную, рассерженной гюрзой шипя что-то об изводящейся от волнения матери. Войдя в гостиную, Лоретт увидела матушку, безучастно читающую Библию на диванчике возле камина. Заметив подбежавшую к ней дочь, спешно поправлявшую растрепанные косы, она холодно произнесла: - Вы опоздали, моя дорогая, поэтому после окончания праздника вы прочтете мне три главы Писания вслух. При этих ее словах, Лоретт захотелось оглушительно завизжать, топая ногами и швыряя в стены все,что попадется под руку, но она заставила себя покорно склонить голову и смиренно произнести: - Да, матушка, я сделаю, как вы велели, и простите за опозда