зглядом каждое движение гувернантки. К счастью, мадам Жислен ограничилась лишь перестиланием постели, заставив Лоретт облегченно выдохнуть. Увидев, что женщина закончила возиться с бельем, она хотела было улечься обратно, но к ее изумлению, мадам этому воспротивилась. - Хватит вам залеживаться, мадемуазель, эдак болезнь проклятую не прогонишь, до весны пластом лежать будете, а завтра уже Сочельник, гости прибудут важные, нехорошо будет. Если вы не спуститесь, разгневаете матушку, - приговаривала пожилая женщина, принеся в комнату медный таз, до краев наполненный горячей водой, а так же мешочек горчичных зерен, баночку желтоватой мази с резким запахом и кружку травяного отвара. Все время, пока Лоретт сидела на краешке кресла, опустив ноги практически в кипяток, источающий сильный запах горчицы, гувернантка расчесывала ее густые темные волосы, безжалостно раздирая особенно сильно запутавшиеся пряди деревянным гребнем. От резкой боли на глаза наворачивались слезы, но девочка упрямо сжала губы и не издала ни звука. Наконец, волосы были расчесаны и заплетены в тугую аккуратную косу и, велев воспитаннице надеть грубые носки из овечьей шерсти, женщина приказала ей ложиться. Когда позади остались растирания пахучим барсучьим салом и кружка горячего хинно-горького настоя, а шаги мадам Жислен затихли вдали, Лоретт выудила из-под матраца оставленную загадочным мсье Гаэтаном книгу и взахлеб начала читать о злоключениях цыганки Эсмеральды до тех пор, пока горевшая на тумбочке свеча не превратилась в оплывший огарок. Наутро, напоминанием о простуде служил только небольшой насморк и сухой болезненный кашель, временами скручивающий Лоретт в приступе удушья. Однако мадам Жислен сочла воспитанницу вполне здоровой и, ограничившись еще одной чашкой травяного отвара, приступила к подготовке к вечернему приему. Выряженная в самое ненавистное коричневое с розовыми оборками платье, Лоретт расхаживала по комнате, высоко поднимая колени и напоминая самой себе неуклюжего аиста. - Спину прямее, голову выше! - командовала мадам Жислен, шагая за ней по пятам с длинной деревянной линейкой в руках. Ее гибкий конец то и дело со свистом рассекал воздух за спиной девочки, инстинктивно заставляя ее поднимать голову и прогибаться в спине еще больше. От подобных садистских упражнений у Лоретт через полчаса заломило шею и плечи, но гувернантка была неумолима и прекратила мучительные занятия, только услышав с улицы стук колес экипажа. - Гости прибывают, поторопитесь, мадемуазель и не вздумайте горбиться! - прикрикнула женщина, следуя за девочкой по пятам. Спустившись вниз, Лоретт увидела, что в холле действительно яблоку негде упасть, там толпились все соседи ее дядюшки, включая мсье и мадам Мезьер вместе с их отвратительным отпрыском Жаном, толстым рыжим верзилой четырнадцати лет от роду, которого мать прочила ей в мужья. Увидев девочку, он тотчас подошел к ней и запечатлел на ее руке влажный поцелуй, заставив содрогнуться от отвращения. Однако она заставила себя улыбнуться и сделала перед ним книксен. Вытерпев удавьи объятия его матери, дородной женщины с шапкой жестких рыжих кудрей, выбивавшихся из-под праздничного чепца, она двинулась было к двери ведущей в гостиную, подгоняемая гувернанткой. Но когда она уже взялась за ручку ведущей в гостиную двери, из толпы гостей вынырнула какая-то высокая женщина в длинном платье и, всхлипнув, стиснула ее в объятиях. От незнакомки пахло какими-то свежими, чуть горьковатыми духами, а платье было непривычно мягким и приятным на ощупь. Вскоре, женщина отстранилась, и девочка смогла разглядеть блестящие медные волосы, уложенные на затылке в строгий пучок под искусно украшенной жемчужинами сеткой и прекрасное темно-зеленое прямое платье, лишенное всевозможных воланов, оборочек и кружев, которыми щеголяли другие приглашенные дамы. С восхищением глядя на стоящую перед ней даму, Лоретт хотела было спросить, как ее зовут, но подоспевшая мадам Жислен схватила ее за руку и буквально потащила в гостиную, рассерженной гюрзой шипя что-то об изводящейся от волнения матери. Войдя в гостиную, Лоретт увидела матушку, безучастно читающую Библию на диванчике возле камина. Заметив подбежавшую к ней дочь, спешно поправлявшую растрепанные косы, она холодно произнесла: - Вы опоздали, моя дорогая, поэтому после окончания праздника вы прочтете мне три главы Писания вслух. При этих ее словах, Лоретт захотелось оглушительно завизжать, топая ногами и швыряя в стены все,что попадется под руку, но она заставила себя покорно склонить голову и смиренно произнести: - Да, матушка, я сделаю, как вы велели, и простите за опоздание. Услышав от дочери желаемое, Вивьен кивнула головой, давая понять, что разговор окончен, но стоило девочке двинуться по направлению к стоявшей в центре комнаты ели, как вслед ей донеслось суровое материнское напутствие. - Никаких сластей и подарков вы сегодня не получите за то, что посмели ослушаться мадам Жислен, - спокойно и твердо произнесла женщина, подняв голову от книги. - Посидите и хорошенько подумайте о тяжком грехе ослушания. Опустившись в кресло стоявшее возле елки, Лоретт спряталась за ее пушистыми зелеными ветвями, украшенными разноцветным серпантином, бумажными снежинками и разнообразными сластями в блестящих обертках, и принялась наблюдать за постепенно наполнявшими зал гостями. "Какие они счастливые", - с завистью думала она,глядя на стайку девушек, состоящую из трех сестер Жонье, девиц 14-16 лет, которые впорхнули в зал, подобно сказочным феям, шурша разноцветными пышными платьями, звонко смеясь и переговариваясь друг с другом. Пускай они глупы как пробки и прочли в своей жизни дай бог десяток книг каждая, зато скоро они выйдут замуж за кого-то из этих знатных мсье, которых дядюшка тоже пригласил на праздник. И уж их-то маменьки не принудят их обручаться с этим глупым и чванливым Жаном Мезьером или же отправляться в монастырь для пожизненного служения богу, вера в которого с каждым годом все больше слабела в маленьком сердце Лоретт, несмотря на исправные посещения церкви, воскресной школы и ежевечерние чтения Евангелия с матерью и молитвослова с мадам Жислен, которая была истовой католичкой.