ратный носик придавали ей сходство с фарфоровой куклой, вроде тех, которые стояли у Лоретт в спальне в застекленном шкафу, и вынимались оттуда лишь когда требовалось потереть пыль с полок. Однако характер Хортенс был полной противоположностью ее ангельской внешности. Избалованная дочь состоятельных пожилых родителей, она была капризна, своенравна, глупа и двулична. Завидев ее, Лоретт попыталась было проскользнуть мимо, но не тут-то было: оглашая помещение приветственными визгами, Хортенс схватила ее за руку и потащила туда, где стояли длинные столы, заставленные разнообразными кушаньями, не переставая при этом щебетать о том, что маменька накупила ей новых нарядов. Памятуя о запрете матери приближаться к еде, Лоретт попыталась было утащить ее в сторону, туда где остальные девушки сгрудились вокруг елки. Однако, Хортенс, несмотря на свою хрупкость, обожавшая сладкое, осталась непреклонной. - Разве ты не хочешь попробовать эти восхитительные пирожные? - прощебетала она, кивая на блюда с рождественскими поленьями всевозможных размеров и вкусов, эклерами с шоколадной глазурью и вазочками с суфле. Лоретт, за целый день не съевшая ни крошки, едва удержалась от того, чтобы схватить одно из пирожных, но все же нашла в себе силы отрицательно покачать головой. Хортенс фыркнула и, схватив яблоко в карамели, убежала к весело щебечущим подругам. Убедившись, что она исчезла в толпе, Лоретт хотела было ретироваться от стола, но поддавшись искушению схватила со стола восхитительное миндальное пирожное. Не успела она сделать и двух шагов, как внезапно ощутила на левом плече чью-то стальную хватку, и застыла на месте. Подняв глаза, она увидела склонившуюся над ней мадам Жислен с багровым от ярости лицом. - Вот вы где, милочка, а ну пойдемте со мной к матушке, будем вместе разбираться с вашим поведением, - прошипела она. Предчувствуя неминуемую взбучку, Лоретт вернула злочастное лакомство на стол и поплелась за ней, ощущая, как старуха все сильнее впивается в ее плечо железными пальцами. Наконец, она увидела мать, сидевшую возле камина в компании незнакомого мужчины в строгом черном костюме. Увидев дочь, она обворожительно улыбнулась и проворковала: - О, вот вы и пришли, моя дорогая. Мадам Жислен с ног сбилась вас разыскивая. Садитесь же возле меня и познакомьтесь с мсье Ляпрейром. Несмотря на то, что ее голос буквально сочился медом, глаза оставались ледяными. Лоретт, прекрасно осознававшая, что ее ждет по окончанию приема, неловко сделала реверанс и опустилась на диван рядом с матерью. - Какое прелестное дитя, вы должно быть очень ею гордитесь, - произнес мсье Ляпрейр, откидывая девочку оценивающим взглядом. - Да, Лоретт весьма умна и воспитана, что дает мне повод ею гордиться. Однако, к сожалению, она очень строптива, - печально произнесла Вивьен Ферье, кидая на мужчину кокетливый взгляд. - Строптивость, мадемуазель, есть один из величайших грехов мироздания, юные девушки должны быть послушны, скромны и набожны, - назидательно произнес мсье Ляпрейр, подняв к потолку тощий палец. С трудом подавив желание сказать этому субъекту какую-нибудь колкость, Лоретт лишь потупилась, уставившись на пляшущий в камине огонь и гадая, какое наказание уготовила ей маменька на этот раз. Гости, уставшие от танцев, потихоньку стягивались к столам с яствами. Слуги сновали туда-сюда с блюдами, полными разнообразных кушаний. Лоретт, не державшая во рту маковой росинки, ощутила, как от огромного количества аппетитных запахов засосало под ложечкой. Однако, Вивьен была настолько поглощена беседой, что словно не замечала, что бал понемногу переходит в застолье. Девочке уже начало казаться, что долгая беседа матери с мсье Ляпрейром никогда не кончится, но она не осмеливалась подняться с места, ежась под суровым взглядом мадам Жислен. Минуты текли невыносимо медленно и Лоретт не оставалось иного занятия, как задумчиво смотреть на потрескивающий огонь. От наблюдений за языками пламени, у девочки скоро заслезились глаза, а в висках опять застучали крошечные острые молоточки, но она не отводила взгляда от камина, представляя, как ее несет все дальше и дальше по огненному туннелю, прочь из неприветливого поместья дядюшки. Поглощенная своими мыслями и убаюканная теплом и потрескиванием огня, Лоретт сама не заметила, как задремала. Проснулась она от чьего-то осторожного прикосновения и раскатистого голоса дяди, о чем-то оживленно спорившего с ее матерью. Увидев, что она проснулась, он наклонился и ласково проговорил: - Проснулись, дорогая? Пойдемте-ка за стол, у меня для вас сюрприз. Бросив на сидевшую с оскорбленным видом мать опасливый взгляд, Лоретт последовала за дядей в центр зала. Гости, утомившись кружить в очередном танце, расселись небольшими группками вокруг длинных, застеленных белоснежными скатертями столов, на которых стояли блюда с запеченными гусем и кроликом, рождественский пудинг, жареный хлеб с гусиной печенью, жареные каштаны и другие праздничные яства. Увидев машущую ей из-за стола мадемуазель Мирей, Лоретт расплылась в улыбке и уселась между ней и дядюшкой. Молодая служанка тотчас поставила перед девочкой тарелку, наложив туда разнообразных вкусностей. Подошедшая к столу Вивьен кинула недовольный взгляд на полную тарелку дочери, но промолчала, ограничившись гневно поджатыми губами. Лоретт же, сидя между дядюшкой и мадемуазель Мирей, наслаждалась праздником, вполуха прислушиваясь к неспешной беседе взрослых. Понимая, кого нужно благодарить за этот вечер, она бросила на дядюшку полный обожания и благодарности взгляд, и украдкой сжала под столом его руку. Улыбнувшись племяннице, Этьен перевел взгляд на сестру и тяжело вздохнул. Ему было искренне жаль девочку, которую его сестра после смерти мужа держала в черном теле, на его взгляд, совершенно незаслуженно. Лоретт абсолютно не производила впечатления «избалованной, дерзкой и испорченной девчонки», а наоборот была на редкость развитой и любознательной. Пообещав самому себе сделать пребывание племянницы в своем доме максимально радостным и попытаться как-нибудь повлиять на сестру, он вернулся к еде. Сытая Лоретт была абсолютно счастлива, глядя на тепло мерцающую свечными огоньками елку и мечтая о том, как выберется из-за стола и заберется под одеяло, раскрыв какую-нибудь книгу, и погрузится в очередную увлекательную историю. Внезапно, мадемуазель Мирей, до того вполголоса обсуждавшая что-то с сидевшей слева от нее седовласой дамой, вдруг возвысила голос: - А я вам, мадам Дюбрэ, с уверенностью говорю, что Абигейл Смит Адамс*, Олимпия де Гуж** и София де Кондорсе*** были совершенно правы. Женщины должны иметь право работать, занимать государственные посты, получать образование и пользоваться всеми иными доступными благами цивилизации наравне с мужчинами, так как мы также являемся полноценными членами общества, а все эти патриархальные пережитки про мужа, детей и уютный очаг давно устарели. Услышав эти слова, пожилая дама залилась краской от возмущения, а остальные гости прекратили переговариваться и прислушались к разгорающемуся спору. - У нынешней молодежи совершенно испорчена система ценностей, милочка, - ледяным голосом произнесла мадам Дюбрэ, повышая голос так, чтобы ее слова достигли ушей абсолютно всех находящихся в зале людей. Несколько женщин, в том числе и Вивьен Ферье, тотчас принялись переговариваться между собой, соглашаясь с ее словами. - Вы правы, молодежь сейчас совершенно испорчена, - говорили они, заставляя Лоретт заливаться краской, ибо в этих обличительных речах ей слышались упреки мадам Жислен, сетовавшей на строптивость и «неженские» замашки воспитанницы. - Но ведь образование и право на работу необходимо современной женщине для саморазвития! - горячо воскликнула мадемуазель Леру. - Признайте же, господа - патриархальный уклад жизни безнадежно устарел и ведет к деградации личности. Пришло время добиваться новых прав и жить по-новому! Услышав это, Вивьен Ферье побледнела, как полотно, и гневно раздувая ноздри, отчеканила ледяным тоном: - Сразу видно, что вы слишком долго пробыли заграницей, моя дорогая. Только там вам могли забить голову этой греховной, разлагающей душу ересью, насаждаемой безбожницами. Всем известно, что высшее благо для порядочной женщины - это служение Богу и покорность в детстве отцу, а в зрелости мужу. В этом и есть счастье. И очень печально, что Вы позволили сбить себя с этого праведного пути. Моя дочь по достижении шестнадцати весен обязательно либо посвятит себя Господу, либо выйдет замуж за добропорядочного юношу из хорошей семьи. Я не позволю ей идти на поводу у глупых сиюминутных желаний. Завершив этот спич, она расплылась в торжествующей улыбке, а Лоретт захотелось провалиться сквозь землю от унижения и стыда за мать. Этьен, видя реакцию племянницы, попытался вмешаться: - Вивьен, дорогая, мне кажется, тебе не стоит так торопиться. Девочке всего лишь двенадцать лет, и она еще может позволить себе заниматься тем, что ей больше по душе и не слишком много размышлять о будущем. К тому же, она не по годам умна и ты вполне бы могла отправить ее куда-нибудь учиться. При этих его словах, женщина побагровела. - Учиться? Я не ослышалась, дорогой брат, вы действительно только что пожелали своей любимой племяннице пойти по пути греха и порока, изучая богомерз