– Это верно, конечно.
Она явно развлекала Гарри.
– И все-таки то, что здесь ты, – сказал он, – для меня как удар под дых...
Он запнулся, потому что именно в этот момент в комнату вошла Лидия.
– Здравствуй, Гарри! Я Лидия – жена Альфреда.
– Здравствуй, Лидия!
Он пожал ей руку, окидывая быстрым оценивающим взглядом ее интеллигентное, выразительное лицо. Так мало женщин умеют столь грациозно двигаться.
Лидия в свою очередь пыталась быстро осмыслить то впечатление, которое он произвел на нее. Он был пугающе огромным, как медведь, но в нем не было ничего отталкивающего. И тем не менее, безоглядно доверять ему я не стану, решила она. И сказала с улыбкой:
– Ну, и как все тут выглядит спустя столько лет? Сильно все изменилось?
– Не особенно. – Он огляделся. – В этой комнате переставили мебель.
– О да, несколько раз, это я так захотела.
Он вдруг засмеялся, внезапно состроив мину, как у гнома, напомнив ей старика этажом выше.
– Так стало гораздо лучше – значительно больше вкуса. Мне ведь в свое время сообщали, что старый добрый Альфред женился на девушке, предки которой пришли в Англию еще с завоевателями.
Лидия улыбнулась:
– Да, думаю, это верно. Но с некоторых пор таких предков стало просто несметное количество.
– А как дела у Альфреда? – спросил Гарри. – Он все тот же «Господин Медленно, Но Верно»?
– Не знаю, найдешь ли ты в нем какие-то перемены.
– А что поделывают остальные? Судьба разбросала их по всей Англии?
– Нет. На Рождество они все будут здесь. Гарри раскрыл глаза от изумления:
– Что? Да тут намечается настоящий семейный праздник! Раньше отец не был таким сентиментальным. Он, наверное, сильно изменился.
– Вероятно.
Голос Лидии прозвучал сухо. Пилар слушала молча и с интересом.
– А Джордж? Он все такой же старый скряга? Как его взволновало однажды, когда ему пришлось отдать полпенни из своих карманных денег!
– Джордж – член парламента, депутат от Вестеринхэма.
Гарри откинул голову и звонко захохотал:
– Не может быть! Наш толстячок в парламенте. Вот так штука!
Его безудержный смех звучал почти не жестоко и, казалось, готов был взорвать комнату. Пилар задержала дыхание, даже Лидия вздрогнула. Вдруг Гарри перестал смеяться и устремил взгляд в сторону двери. Там стоял Альфред. Выражение лица у него было какое-то особенное и странное.
Вначале Гарри смотрел на него, не двигаясь; затем по лицу его пробежала улыбка. Он сделал шаг вперед.
– Ну и дела. Так это же Альфред. Альфред кивнул.
– Привет, Гарри, – сказал он холодно.
«Как все это странно, – подумала Лидия. – Они стоят друг против друга, как две собаки, настороженно обнюхивающие одна другую.»
Глаза Пилар широко раскрылись. «Как глупо эти двое уставились друг на друга, – подумала она. – Почему они не поцелуются? Ах, да. Англичане ведь этого не делают. Но они могли бы хоть что-нибудь сказать. Почему же они просто стоят и молча смотрят?»
Наконец Гарри нарушил молчание:
– Странное чувство – снова оказаться здесь.
– Понятное дело. Ведь прошло как-никак много лет с тех пор, как тебя... С тех пор, как ты уехал отсюда.
Гарри провел указательным пальцем по щеке. Это движение всегда означало, что на него находит гнев.
– Да, – сказал он – Я рад, что я... – он сделал паузу, чтобы придать больший вес своим словам, – вернулся домой.
***
– Я, вероятно, очень плохой.
Он откинулся в своем кресле и поглаживал пальцем предательски подрагивающую щеку. Перед ним в камине плясал огонь. Пилар сидела рядом и защищала его лицо от жара маленьким бумажным веером. Иногда она начинала помахивать им. Симеон с большим наслаждением наблюдал за мягкими грациозными движениями ее руки. Больше самому себе, чем этой юной девушке, он сказал:
– Да. Плохой человек. Или ты другого мнения, Пилар?
Пилар пожала плечами:
– Как говорят монашки, все мужчины плохи, вот нам и приходится молиться за них.
– Но я все-таки стал значительно худшим, чем большинство других. – Симеон засмеялся. – И не жалею об этом! Это доставляло мне удовольствие... Каждой минутой своей жизни я наслаждался. Утверждают, что в старости о многом жалеешь, но это пустая болтовня! Я не жалею ни о чем, а ведь пускался, так сказать, во все тяжкие. Я обманывал, воровал... Бог мой, да! И женщины, всегда эти женщины! Кто-то мне недавно рассказывал про одного арабского предводителя, у которого было сорок сыновей-телохранителей, и все были почти одного возраста. Сорок! Не знаю, правда, завел ли я сорок, но я тоже смог бы составить себе приличную охрану, если бы собрал всех своих внебрачных детей! Ну, Пилар, что ты на это скажешь? Ты в ужасе?