– Не пойму, зачем было моему брату жениться на девушке, которая на двадцать лет его моложе, – сказал Альфред слегка возбужденно. – Джордж был дураком и останется им.
– Но он делает карьеру, – возразила Лидия. – Избиратели любят его. Думаю, что Магдалена помогает ему в политической работе.
– Я не особенно ее люблю, – буркнул Альфред. – Она очень хорошо выглядит. Но иногда я не могу отделаться от ощущения, что она – как те груши с розовой кожицей и блестящими боками... – он запнулся.
– ...которые оказываются гнилыми внутри? – закончила Лидия. – Странно, что ты говоришь это, ведь ты всегда так мил и никогда не говоришь ничего дурного о ком бы то ни было. Иногда это меня просто выводит из себя, потому что мне кажется, что ты – как бы это выразиться – слишком доверчив, не знаешь жизни.
Муж улыбнулся:
– Жизнь, я думаю, всегда именно такова, какой ты сам ее видишь.
– Нет, – резко ответила Лидия. – Зло живет не только в наших мыслях! Зло существует реально! Ты, кажется, этого не знаешь, зато я знаю! Я это чувствую, я всегда это чувствовала... в этом доме...
Она закусила губу и отвернулась.
Но прежде, чем Альфред успел что-то ответить, она предостерегающе подняла руку и посмотрела через его плечо. Позади Альфреда стоял смуглый человек с гладко выбритым лицом, склонившийся в почтительной позе.
– Что вы хотите, Хорбюри? – быстро спросила Лидия.
Хорбюри сказал настолько тихо, что это больше походило на бормотание:
– Мистер Ли поручил мне передать вам, мадам, что на Рождество приедут еще двое гостей и что нужно распорядиться, чтобы приготовили комнаты.
– Еще двое гостей?
– Да, мадам. Один господин и одна юная дама.
– Юная дама? – удивленно спросил Альфред.
– Так мне поручил передать мистер Ли, – кивнул Хорбюри.
– Я поднимусь к нему... – порывисто сказала Лидия.
Однако слабым жестом Хорбюри остановил ее.
– Простите, мадам, но мистер Ли лег отдохнуть после обеда. Он наказал мне, чтобы ему не мешали.
– Ах, вот как, – произнес Альфред. – Ну, тогда, конечно, мы не станем ему мешать.
– Благодарю вас, сэр. Хорбюри вышел.
– Как я ненавижу этого типа! – воскликнула Лидия. – Так и крадется по дому, как кот. Никогда не слышу его шагов!
– Мне он тоже не симпатичен. Но в деле своем знает толк. Не так-то легко найти хорошего слугу, который мог бы ухаживать за больным человеком. Отцу он нравится, а это – самое главное.
– Это – самое главное, совершенно верно!... Но кто эта юная дама, Альфред?
– Понятия не имею. Я и в самом деле не могу себе представить, кто бы это мог быть.
Некоторое время супруги удивленно смотрели друг на друга, затем выразительные губки Лидии слегка искривились.
– Знаешь, что я думаю, Альфред? Видимо, твой отец довольно сильно скучал в последнее время, и сейчас он решил преподнести себе какой-то рождественский сюрприз.
– Пригласив чужих на семейный праздник?
– Ну, деталей я не знаю, но у меня такое чувство, что твой отец решил устроить себе какое-то развлечение.
– И слава Богу. Хорошо, если это и в самом деле развлечет его, – сказал Альфред совершенно серьезно. – Несчастный старик – из-за своей ноги он теперь инвалид... И это после той бурной жизни, полной приключений, которую он вел раньше.
– После той бурной жизни, полной приключений, которую он вел раньше, – медленно повторила Лидия.
Пауза, сделанная ею перед словами «бурной и полной приключений», придала всему предложению особый, скрытый смысл.
Альфред, кажется, почувствовал это, потому что покраснел и сконфузился.
Вдруг она вышла из себя:
– И как только у него появился такой сын, как ты?! Не могу понять! Вы же как два разных полюса, и при этом его влияние на тебя так велико, ты так его почитаешь!
Теперь и Альфред рассердился всерьез.
– Ты зашла слишком далеко, Лидия. Ничего нет неестественного в том, что сын любит своего отца. Неестественно было бы, если бы он его не любил.
– В таком случае большинство членов этой семьи ведут себя неестественно, – медленно проговорила Лидия. – Извини, я задела твои чувства. Я не хотела этого, Альфред, пожалуйста, поверь мне. Я просто удивляюсь твоей... твоей верности. Верность – это такая редкость в наши дни. Считай, что я просто ревную. Ведь говорят же, что женщины всегда ревнуют мужей к свекровям. Почему бы не ревновать к свекру?
Он нежно обнял ее.
– Твой язык всегда тебя выручит, дорогая. Видит Бог, у тебя нет никаких поводов для ревности.
Она быстро поцеловала его в мочку уха, как бы прося прощения. Это был очень нежный поцелуй.
– Знаю, Альфред. Мне все-таки кажется, что я никогда не ревновала бы тебя к твоей матери. Жаль, что я ее не знала.
Он вздохнул:
– Она была несчастным человеком. Жена удивленно посмотрела на него:
– Вот как? Ты, оказывается, считал ее несчастной? Странно.
– Сколько я ее помню, она всегда болела, – сказал он, погрузившись в воспоминания. – Она много плакала...
Альфред покачал головой:
– Нет, мужества у нее не было.
Она продолжала смотреть на него изумленно и тихо пробормотала еще раз:
– Странно.
Когда он вопросительно глянул на нее, она сменила тему:
– Раз нам все равно не узнать, кто эти наши таинственные гости, пойду-ка я в сад и закончу свою работу.
– На улице очень холодно, дорогая. Ветер просто ледяной.
– Я тепло оденусь.
Альфред посмотрел ей вслед. Какое-то время он стоял неподвижно, погруженный в глубокие размышления, а затем подошел к большому окну. Вдоль всей боковой стены дома тянулась терраса. Одну-две минуты спустя появилась Лидия, одетая в толстое шерстяное пальто, с неглубокой корзинкой в руках, и стала что-то делать у небольшой квадратной ямки. Муж мгновение наблюдал за ней. Затем тоже вышел из комнаты, взял пальто и прошел через боковую дверь на террасу. Пробираясь к Лидии, он миновал многочисленные обложенные камнем углубления в земле – миниатюрные садики, которые все были делом искусных рук жены. Один из этих садиков представлял собой пейзаж пустыни: желтый песок, небольшая пальмовая рощица, караван верблюдов с двумя крошечными погонщиками-арабами. Из пластилина была вылеплена туземная хижина. За ним следовал итальянский садик с террасами и искусно возведенными цветочными грядками, на которых красовались великолепные цветы из сургуча. Следующий маленький сад изображал полярный пейзаж с кусками зеленого стекла вместо айсбергов и стайками пингвинов. Был здесь и японский садик, маленькие, кривые деревца стояли в нем рядами. Куски стекла изображали пруды, через которые были перекинуты мостики, тоже сделанные Лидией из пластилина. Альфред посмотрел на нее. Она положила голубую бумагу в небольшую ямку и покрыла ее стеклом. Вокруг высились скалы. Сейчас она как раз рассыпала крупную гальку, чтобы сделать из нее берег. Между большими камнями располагалось несколько кактусов.
– Да. Именно так я себе это и представляла, именно так, – бормотала Лидия себе под нос.
– И что же представляет твое новое произведение искусства? – спросил Альфред.
Она испугалась, потому что не слышала, как он подошел.
– Это Мертвое море, Альфред. Тебе нравится?
– А тебе не кажется, что ты сделала его чересчур пустынным? По-моему, можно было бы посадить вокруг побольше растительности.
Она покачала головой:
– Нет, именно таким я себе представляю Мертвое море... На самом деле мертвым, понимаешь...
На террасе раздались шаги. Пожилой седовласый дворецкий подошел к ним, почтительно склонившись.