Тут и в голосе Хильды проскользнуло легкое нетерпение:
– И что, это такое уж хорошее качество, что им можно гордиться? Я не нахожу.
Он посмотрел на нее задумчиво, исподлобья. А затем настороженно сказал:
– Значит, ты не придаешь большого значения верности воспоминаниям.
– Я верю в настоящее, а не в прошлое. Если мы будем пытаться сохранять живым прошлое, то получится в конце концов искаженная картина, и мы будем видеть все в искаженном свете и строить ложные перспективы.
– О нет! Я помню каждое слово, каждое событие тех дней совершенно ясно и отчетливо! – взволнованно воскликнул Дейвид.
– Да. Но вот именно этого ты и не должен делать, милый, потому что это неестественно. Ты смотришь в прошлое взглядом мальчика, вместо того чтобы быть зрелым мужчиной...
Хильда запнулась, она почувствовала, что неумно и дальше говорить на эту тему. Однако речь шла о вопросах, по которым она давно хотела высказаться.
– Я думаю, – сказала она, немного помолчав, – что ты считаешь своего отца каким-то дьяволом. Ты не видишь его таким, какой он есть на самом деле, а представляешь его олицетворением всех зол. Когда ты снова увидишь его сейчас, то поймешь, что он просто человек, жизнь которого прошла небезупречно, но именно потому он и человек, а не какое-то чудовище.
– Ты не можешь меня понять. Как он обходился с моей матерью!...
– Бывает такого рода покорность, такого рода слабость, которая будит в мужчине самые низменные инстинкты, а решительность и мужество могли бы сделать его совсем другим человеком.
– Не хочешь ли ты сказать, что моя мать сама была виновата?
– Нет, конечно, нет! Я убеждена, что твой отец обходился с нею очень плохо. Но супружество – очень странная и сложная штука, я сомневаюсь, чтобы кто-то со стороны, даже собственный ребенок, имел право судить о нем. Кроме того, твоя ненависть все равно уже не поможет твоей бедной матери, ведь все уже в прошлом, остался только старый больной человек, который просит, чтобы ты приехал на Рождество.
– И ты хочешь, чтоб я выполнил эту просьбу? Хильда подумала секунду, а затем сказала решительно:
– Да. Я хочу, чтобы ты поехал и раз и навсегда покончил с этим призраком.
***
Джордж Ли – депутат из Вестеринхэма – был дородным сорокалетним господином. Его голубые, слегка навыкате глаза постоянно выражали легкую скуку, у него был широкий затылок, говорил он всегда медленно и педантично. Так изрек он со значением и на этот раз:
– Я же говорил тебе, Магдалена, что считаю своим долгом поехать туда.
Его жена, стройное, как тростинка, создание с платиновыми волосами, выщипанными бровями на овальном лице, нетерпеливо передернула плечами. Она могла, если хотела, делать лицо, на котором совершенно ничего не выражалось. Именно такую мину она сейчас и состроила.
– Милый, это становится невыносимым.
– И кроме того, – не обратил внимания на ее возражения Джорж Ли, – мы можем на этом еще сэкономить. Рождество всегда очень дорого обходится. Прислуге мы дадим на чай и отпустим.
– Как скажешь. Рождество в конце концов скучный праздник.
– Конечно, они ждут от нас рождественского угощения, – продолжал Джордж. – Достаточно будет хорошего куска жареного мяса. Можно обойтись и без индейки.
– Кто ждет? Прислуга? О, Джордж, прекрати. Ты всегда так печешься о деньгах.
– Кто-то же должен о них думать.
– Согласна. Но нельзя же быть таким мелочным. Почему ты не попросишь больше денег у своего отца?
– Он и так ежемесячно присылает нам солидную сумму.
Магдалена посмотрела на него. Ее карие глаза стали внимательными и подозрительными.
– Он ведь очень богат, не правда ли, Джордж? Миллионер. Или даже еще богаче?
– Дважды миллионер, если не больше.
– Откуда у него столько денег? – спросила завистливо Магдалена. – Он что, все заработал в Южной Африке?
– Да, в молодости он там сделал себе состояние. Главным образом на алмазах. А когда вернулся в Англию, вложил свои деньги в разные предприятия, причем так умно, что его капитал удвоился или даже утроился.
– А что будет, когда он умрет?
– Об этом отец никогда не говорил. Я предполагаю, что большая часть денег достанется Альфреду и мне... Альфреду, наверное, больше, чем мне. Дейвид определенно не получит ничего. Отец ему в свое время угрожал, что лишит наследства, если тот раз и навсегда не покончит со своей живописью, или чем он там занимается. Но Дейвида это не особенно заботит.
– Глупо! – презрительно фыркнула Магдалена.
– Ну, потом моя сестра Дженнифер... Она вышла замуж за иностранца, испанского художника, одного из друзей Дейвида. Год назад она умерла, но оставила дочь, насколько я знаю. Наверное, что-нибудь завещает и этой внучке, но явно не много. Да, ну и, конечно, Гарри...
Он замялся в некотором смущении.
– Гарри? Кто это – Гарри? – удивленно спросила Магдалена.
– Мой... хм... мой брат.
– Я не знала, что у тебя есть еще один брат!
– Видишь ли, нельзя сказать, что он... гордость семьи, любовь моя. Мы не говорим о нем. Он ведет себя просто несносно. Мы несколько лет ничего о нем не слыхали, даже думали, что он умер.
Магдалена вдруг просветлела лицом и засмеялась. В ответ на недоумение, выразившееся на лице Джорджа, вопросительно сморщившего лоб, она, все еще смеясь, пояснила:
– Я только подумала: как странно, что у тебя – у тебя, Джордж! – есть недостойный брат. Подумать только! Ведь ты такой респектабельный!
– Представь себе, есть, – холодно процедил муж. Она прищурила глаза:
– Твой отец не слишком-то почтенный человек, не правда ли?
– Попрошу тебя, Магдалена!
– Иногда он употребляет слова, от которых меня просто коробит.
– Магдалена! В самом-то деле!... Лидия думает так же, как и ты?
– С Лидией он разговаривает совершенно по-другому, – раздраженно бросила Магдалена. – Он избавляет ее от своих пошлых замечаний, хотя не могу понять, почему!
Джордж быстро взглянул на нее и тут же отвел взгляд.
– Ну, – сказал он примирительным тоном, – ну... мы должны быть снисходительными. Отец стареет, и здоровье у него не лучшее.
– Он действительно очень болен? – спросила она.
– Я бы так не сказал. Он необыкновенно живуч. Но раз уж он вдруг захотел собрать всю свою семью на Рождество, то я считаю, что мы должны откликнуться на его просьбу. Это, быть может, последние рождественские праздники в его жизни.
– Это ты так считаешь, Джордж, – резко бросила она, – а вот я считаю, что он проживет еще долгие годы.
Сбитый с толку, чуть ли не испуганный, Джордж, заикаясь, промямлил:
– Да, да, конечно... Он, безусловно, может прожить еще долго.
– Ну ладно, тогда, значит, нам нужно ехать... – расстроенно проговорила Магдалена. – Что за муки придется перенести! Альфред – молчаливый и туповатый, а Лидия смотрит на меня свысока... Нет, не убеждай, смотрит свысока! Ну и потом, я ненавижу этого ужасного слугу.
– Старого Трессильяна?
– Нет, Хорбюри! Он вечно ходит по дому бесшумно и вынюхивает. Я даже не могу тебе передать, как мне это действует на нервы. Но мы все-таки поедем. Не хочу обижать старого человека.
– Вот видишь! А с рождественским угощением для прислуги...
– Это может подождать, Джордж. Я сейчас позвоню Лидии и скажу ей, что мы приедем завтра поездом на 5.20.
Магдалена быстро вышла из комнаты. Позвонив, она села за письменный стол и стала рыться в маленьких ящичках. Из каждого она доставала счета – целую гору счетов. Вначале попыталась как-то разложить их по порядку, однако ей быстро наскучило это занятие, и она снова бросила бумаги в ящики. Затем провела рукой по своим платиновым волосам.