В Кастро Баки знала, казалось, каждая собака. Ему улыбались и махали рукой просто на улице, с ним здоровались и шутили продавцы в магазинах. Его были рады там видеть.
Парней, глядя на которых Джек мог бы с уверенностью сказать: «Он гей», в Кастро оказалось не так уж и много. А вот от количества странно выглядящих людей Джек просто оторопел. Татуировки и макияж, странные прически, ошейники, браслеты, причудливая одежда, контактные линзы всех цветов, накрашенные ногти. Джек даже не всегда мог понять, какого пола человек, на которого он смотрит.
Это будоражило. Это пугало. Это было невероятно интересно.
А у Баки всего одна татуировка, очень странная: белый лист, похожий на веер, на левом плече. Она почти незаметна, надо присматриваться, чтобы ее увидеть. Джек увидел случайно — они зашли в магазин, где оказались УФ-лампы, и лист на плече Баки засиял бело-фиолетовым.
Джек вздохнул, встал, потянулся и принялся разбирать покупки.
Дойдя до покупок из Кастро, Джек решил примерить их. Он никогда не одевался — так. Его глодали сомнения, в достаточно ли хорошей он форме для такого костюма. Продавцы в том магазине, пахнущем кожей, были куда мускулистее Джека, вдобавок, Джек сбросил вес за последнее время.
Кожаные штаны со шнуровкой сели, как влитые и, повертевшись перед зеркалом, Джек понял, что под них либо придется не надевать белья, либо надевать стринги, потому что широкий разрез по бокам открывал ноги сбоку до самого верха. Джек решил, что задница у него в них смотрится просто потрясающе.
Майку-борцовку Джек взял только потому, что не привык ходить с голым торсом, но когда он надел кожаную жилетку со множеством молний, то понял, что майка будет лишней. Если Джек хотел выглядеть по-настоящему эффектно, жилетку лучше надеть на голое тело.
Теперь обувь — тяжелые высокие ботинки со шнуровкой и позвякивающими цепочками.
Точно надо будет что-то сделать с прической. Теперешняя к тому, что Джек видел в зеркале, не подходила совсем. И сделать акцент на руках — перчатки без пальцев или браслеты. Джек выбрал перчатки, полюбовался собой в зеркале, а потом решил спуститься вниз и показаться Баки. Кажется, у того есть вкус, а значит, он оценит.
Открыв дверь в библиотеку — Баки предупредил, что будет там, — Джек оценил, насколько хороша звукоизоляция в доме: его едва не снесло звуковой волной, а за дверью не было слышно ни звука. Фортепиано, виолончели, какие-то еще инструменты. Не скучная классика, а что-то объемное, мощное, быстрое. Не танцевальное. Очень классное.
Заметив Джека, Баки приглушил музыку, но не выключил совсем.
— Потрясающе выглядишь! — восхищенно выдохнул он. — На контрасте с тем, какая у тебя белая кожа — просто крышеснос! Начинаю подумывать взять с собой снайперскую винтовку, чтобы отстреливать тех, кто будет особо рьяно к тебе домогаться.
Джек почувствовал, что краснеет. И подумал, что Сайласа бы от того, как Джек сейчас выглядит, хватил удар на месте. Это было все равно что крикнуть с главного дворцового балкона в толпу собравшегося послушать речь короля народа: «Я трахаюсь с парнями!» И чтобы телетрансляция на всю страну.
Джек не ожидал от Баки такого восторженного одобрения. Да, Баки живет с мужчинами, но… Все равно неожиданно.
— Я сам разберусь, — заверил он. — А что, у тебя есть снайперская винтовка?
— М24, классика. Старые привычки так просто не отмирают. Пройдись, я посмотрю на тебя в движении.
Джек послушно прошелся от двери к окну и обратно.
— Офицерская выправка, — одобрительно сказал Баки. — Не хочешь податься в модели? — подмигнул он.
— Я подумаю об этом, — усмехнулся Джек. — И откажусь. Я слишком хорош для такой работы.
— Так держать! Сфотографировать тебя? На твой телефон?
— Я его не взял.
— Сниму на свой и перешлю тебе фото. Фотографии с Прайда у меня вечно получаются черт-те-какие.
Баки сделал пару снимков и показал Джеку. Тому немедленно захотелось отправить их Сайласу и посмотреть реакцию.
— На фоне книг — смотрится странно, — сказал тот.
— Зато каков образ! Четыре дюйма спокойной воды, а дальше черти штабелями до самого дна.
— Ты меня переоцениваешь, — Джек покачал головой и сел на невысокую табуретку-лесенку. Окинул взглядом полки. — Это все твое?
— Вон те две с книгами по истории — стивовы. Брок вообще не читает. Остальное мое.
— А где твои переводы? Я бы почитал.
— Они не издавались на бумаге. Жаль, я не купил тебе читалку, не подумал.
— В следующий раз. И вроде бы можно читать с телефона?
— У него экран меньше. Ты любишь читать?
— Не знаю, — вздохнул Джек. — У меня было мало возможностей читать то, что хочется, а не то, что надо. Мне нравится Киплинг.
— А еще?
Джек развел руками.
— Из французов я читал только классику из школьной программы.
— А на гелвуйском?
— Гильбоа не славится писателями. Был такой Карауст, в девятнадцатом веке. Единственный известный автор на гелвуйском. В основном бытовые зарисовки из жизни крестьян и рассуждения о справедливости. Мне не нравится.
— Трагедии полегшей пшеницы тебе не близки? — улыбнулся Баки.
— Он больше описывал нравы.
— То есть фактически у тебя нет предпочтений ни в авторах, ни в жанрах, — задумчиво сказал Баки.
Джек кивнул. И объяснил:
— Ты любишь читать, и я подумал, что хочу создать общее для нас с тобой понятийное пространство. Посмотреть, что тебе нравится, узнать тебя лучше. Ты сам говоришь, что я могу никуда не спешить, значит, я могу позволить себе потратить время на книги.
— И ты хочешь, чтобы я посоветовал тебе своих любимых авторов? — кажется, Баки хотел быть точно в этом уверен.
— Да. И, может быть, пара фраз, чтобы я понял, чего мне ожидать.
Баки встал, выдернул с полки книгу с пестрым корешком, как показалось Джеку, наугад, открыл на произвольной странице и прочел:
— «Некоторые рождаются королями, другие таковыми становятся, хотя звание архигенералиссимуса, он же Отец Родной, звучит ничуть не хуже. Но к Веренсу королевский сан снизошел. Соответствующего воспитания он не получил и занял трон в результате обычной генеалогической неразберихи — генеалогия королевских династий вообще штука крайне запутанная.
На самом деле Веренс учился на шута, то есть должен был стать человеком, который всегда дурачится, шутит и периодически получает в лицо тортом. Естественно, это выработало у него мрачное и серьезное отношение к жизни — и несгибаемую решимость никогда ни над чем не смеяться, особенно в присутствии тортов».
Джек моргнул, а потом рассмеялся.
— Мне понравился вывод, — сказал он.
— Это Пратчетт, — объяснил Баки, возвращая книгу на место. — В Мидгарде не было такого автора, и очень жаль. Смешно, умно и отлично прочищает мозги. Он умеет — умел — перевернуть с ног на голову совершенно очевидные вещи.
— Он умер?
— Давно. Так вот, я бы предложил тебе начать с «Цвета волшебства». Формально это фэнтези, даже не так… «Цвет волшебства» и «Безумная звезда» — злая пародия на штампы героической фэнтези. Но и они по-своему хороши, а дальше стало еще лучше.
Джек кивнул, и Баки протянул ему книгу. Джек рассмотрел странноватый рисунок на обложке и начал читать — просто посмотреть, что там.
«В далеком и далеко не новом комплекте измерений, в том крыле космоса, которое никогда не предназначалось для полета, клубящиеся звездные туманы дрожат, расступаются и…
Смотрите…
То приближается Великий А’Туин, черепаха, медленно плывущая по межзвездному проливу. На Ее могучих ластах инеем застыл водород, Ее гигантский и древний панцирь изрыт метеоритными кратерами, а глаза величиной с два моря, покрытые слизью и астероидной пылью, неотрывно глядят в сторону Цели.
В Ее мозгу, превышающем размерами город, с геологической медлительностью ворочаются мысли, и все они — о Бремени.
Большую часть Бремени составляют Берилия, Тубул, Великий Т’Фон и Джеракин — четыре исполинских слона, на чьих широких, загорелых под светом звезд спинах покоится диск Плоского мира, окаймленный пенистой гирляндой грандиозного водопада и накрытый нежно-голубым куполом Небес.