Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Бека.
— Нам нужно поговорить.
В протянутой ко мне руке он продолжает держать ожерелье.
— Я работал над ним много часов.
— И оно очень красиво. У тебя настоящий талант, — я смягчаю свой голос, чтобы скрыть свое раздражение, и толкаю ожерелье обратно ему. — Но я не могу его от тебя принять. Я больше не хочу быть с тобой. Пожалуйста, пойми… Я не пытаюсь сделать тебе больно. Я просто… не хочу тех же от отношений, что и ты.
Бек сердито хмурится. Он бросает ожерелье в снег.
— Ты моя пара…
— Нет, это не так, — прерываю я его. — Мы никогда не резонировали. И вряд ли когда-нибудь будем. Нас с тобой ничего не связывает, кроме общего жилья и чувств, да и их уже нет.
— Ты ведешь себя невыносимо, — рычит он, угрожающе надвигаясь. — Это еще один из ваших, мне непонятных, человеческих ритуалов? Ты говоришь это, чтобы меня разозлить?
Я отказываюсь отступать. Он может рычать и доставать меня, сколько угодно, но я не собираюсь к нему возвращаться.
— Бек, я с тобой пыталась быть вежливой. Мы по-прежнему остаемся частью одного и того же племени, и это не меняется. Просто мне больше не хочется быть грелкой твоих шкур, понимаешь? Давай будем честны друг с другом. Ты ведь тоже меня не хочешь. Я тебя раздражаю. Ты считаешь меня бесполезной и ни на что не годной. Ты терпеть не можешь, когда я плачу. У тебя целый список того, что я делаю, что тебя бесит. Мне кажется, что потерять меня тебе не хочется просто из-за того, что иметь пару — это своего рода дело гордости. Но мы и правда не подходим друг другу, поверь. — Божечки, я говорю так много, что звучу прямо как Джоси. — Неужели мы не можем просто согласиться расстаться как друзья и все это не усложнять?
— Я тебе не друг! — злится Бек. — Я твоя пара, а ты — моя, — он прижимается еще ближе, практически придавив меня к стене скалы. Мое сердце начинает дико биться, и меня поглощает беспокойство. Бек наклоняется…
И отлетает от меня в сторону.
Эревен здесь, стоит, возвышаясь над Беком, который лежит растянувшись на снегу. Его обычно спокойное выражение лица полно ярости, а губы приподняты в рыке, обнажая острые клыки.
— Она сказала нет, Бек. Оставь ее в покое.
Бек медленно поднимается на ноги, свирепо глядя на Эревена, будто считает, что вся проблема в нем, а не во мне.
— Как я вижу, она уже забралась в другие шкуры. Эревен, неужели думаешь, она не устанет от тебя так же, как и от меня?
Я взрываюсь смехом. Оба мужчины оборачиваются и смотрят на меня, но я не могу остановиться. Мысль об этом кажется мне полным бредом. Хотя мы с Эревеном близко общаемся не так давно, я узнала, какое у него золотое сердце. Я знаю, он никогда не стал бы меня подавлять, как это делал Бек. С Беком все признаки были на лицо, но я умышленно их игнорировала, полагая, что безопасность мне нужна больше, чем любовь.
Теперь, когда я в безопасности, я хочу большего.
Бек недовольно хмурится, глядя, как я смеюсь. Я пытаюсь остановиться, к тому же у меня сердце выпрыгивает из груди, словно я только что пробежала много миль. Хотя я точно знаю, что мои ноги ни на дюйм не сдвинулись с места. Оно только колотит и колотит, и я прикладываю к груди руку, заставляя себя успокоиться. Бек уже понял нынешнее положение дел. Я вижу это по выражению его лица. Эревен четко дал понять, что не даст меня обижать, а Бек плохо обходится только с теми, кто за себя-то постоять не хочет.
Когда моя бывшая пара поднимается на ноги, отряхивается от снега и уходит, Эревен поворачивается ко мне. Он обхватывает мое лицо ладонями и внимательно меня разглядывает, как будто я нечто ценное, за кого он так сильно беспокоится.
— Клер, с тобой все в порядке?
Я киваю головой.
Он наклоняется и касается своими губами моих, и этот поступок меня поражает. Ша-кхаев приходиться обучать, как целоваться. Я удивлена, что у него уже есть навыки поцелуев.
На самом деле, я удивлена, что он вообще меня целует.
— Не возвращайся, — говорит Эревен, и он кажется таким же запыхавшимся, как и я. — Когда остальные уйдут, останься со мной, в моей пещере.
Мои глаза широко распахиваются.
— Я думала, ты просто притворяешься.
И вот опять мое сердце начинает колотиться. Оно бьется так громко, что, готова поклясться, его все услышат поверх беспрестанно дробившего скалы камнереза Харлоу.