Брамбл пробежал по соседней дороге, что вела к «Скале», великому проекту Колтона Роджерса, в настоящее время пребывавшему в некотором небрежении, в которое Брамбл сделал свой вклад, подняв заднюю лапу и пустив длинную струю на угол здания.
Колтон был наглым американским дельцом, он явился на Мур с целью покрыть весь остров ветряками и превратить его в прибыльное предприятие. Но дело кончилось тем, что Роджерс влюбился в это место, увидев его таким, каково оно есть, и устроился здесь навсегда.
Собаки Колтона были просто смешны: чистокровные хаски, выведенные скорее для выставок, чем для блуждания по снежным просторам, – голубоглазые и пугающе глупые, что, в общем-то, значения не имело, потому что от них ничего и не требовалось, только стоять перед въездными воротами на манер больших белых скульптур да еще подойти поближе и пококетничать, когда Колтону приходилось сообщать людям, сколько он за них заплатил.
Но все это было до того, как Колтон заболел. У него был запущенный рак, и за ним ухаживал его партнер, брат Флоры – Финтан.
За собаками ухаживали слуги, а Финтан не думал ни о чем, кроме Колтона. Лечение Колтона состояло в основном из морфина, в таком количестве, какое он мог себе позволить, – а он, будучи миллиардером, мог позволить очень много, – и в таком количестве отличного виски, какое он был в состоянии проглотить, – виски тоже было очень много. А все вместе это значило, что Колтон постоянно дремал. Финтан практически забросил свою работу, чтобы заботиться о нем, но ему мало что приходилось делать. Опытных сиделок хватало, так что Финтан просто старался быть рядом, на расстоянии вытянутой руки, когда Колтон изредка приходил в себя. Но для Финтана это было самым тяжелым, что ему приходилось делать в жизни.
Брамбл решительно двигался вперед, вверх по холму, к фермерскому дому, высокомерно игнорируя Брэна и Лоувита – молодых овчарок, которым можно было целыми днями носиться по склонам холмов, но никогда не дозволялось лежать перед огнем в доме.
Когда Агот, племянница Флоры, была совсем еще малышкой, ей даже и не говорили, что нужно держаться подальше от огня: Брамбл просто отпихивал ее подальше без предисловий. В результате кроха Агот привыкла устраиваться под теплым лохматым боком Брамбла, как под огромным, слегка пахучим одеялом. И хотя теперь девочке было уже четыре года, она не оставила эту привычку, а Брамбл ничего не имел против.
Брамбл размашистым шагом шел по грязной дороге. Зимний мороз потрескивал на полях, замораживая лужи, а воздух был настолько холодным, что от него перехватывало в горле. Пес носом открыл дверь дома и протопал по старым, истертым каменным плитам пола, все так же держа в зубах газету. Эк, отец Флоры, занимался чайником. Старик медленно обернулся – холодные утра последних дней значили, что он чувствовал себя как древний мотор, каждое движение давалось ему с трудом. Брамбл услужливо поднял голову повыше, чтобы Эк мог взять газету из его пасти. И точно в это время тостер выбросил два ломтя изумительного хлеба миссис Лаэрд – в нужный момент, чтобы их можно было намазать прославленным маслом Финтана, изготовленным на их ферме, – один для Эка, второй для Брамбла, мгновенно проглотившего угощение. Оба мирно уселись перед огнем, довольные друг другом, и начался новый день на Муре.
Глава 2
Хотя только первые из ранних пташек заходили в кафе с желанием выпить хорошего кофе и съесть кусочек сладкого пирога, Флора чувствовала себя уставшей. Эта усталость не походила ни на что испытываемое ею прежде: теперь она засыпала, едва опустив голову на подушку.
Ох, боже… Но как же сказать Джоэлу?
Нет, Флора не думала, что он ее не любит. Даже притом что ему трудно было выразить чувства в словах, она знала о них. Даже работая над проектами Колтона за морем, Джоэл хотел лишь одного: вернуться домой, к ней.
Но последний год выдался тяжелым. Флора наконец узнала об очень тяжелом детстве Джоэла, об отсутствии в его жизни родительской любви и заботы, она поняла, почему он нуждался в очень осторожном обращении. Джоэл никогда не знал настоящего дома, зато был хорошо знаком с домашним насилием, он сменил много приемных семей, пока наконец в возрасте двенадцати лет не осел в школе-пансионе, завоевав стипендию.
Умный, красивый и беспощадный, он отлично разбирался в корпоративном праве и во всех выгодах, которые приходили вместе с этим, – девушки, внимание, дорогие отели… Мысль о том, чтобы осесть на маленьком островке с бледной местной девушкой и за миллион лет не пришла бы ему в голову. Флору до сих пор удивляло то, что Джоэл до такого додумался. Она не могла увидеть того, что видел Джоэл, потому что она родилась и выросла здесь. Но для Джоэла все было иначе. Чем больше времени он проводил на Муре, тем сильнее привязывался к острову. Он научился ценить мир, который следовал смене времен года, а не биржевым курсам, схему фермерского календаря, а не информационных каналов. Джоэл и во Флоре нашел нечто такое, чего никогда не бывало в его жизни: умственный покой. Он увидел домашнюю жизнь – а что могло быть более домашним, чем старая фермерская кухня Флоры, компания ее братьев, ее отец, дремлющий у огня, и вездесущие собаки, – все это взывало к его душе, хотя у него и был коттедж в комплексе «Скалы».