— Что мы делаем, сэр?
— Приглашаем лягушатников на танец, мистер Николз. Посмотрим, хватит ли у них духу принять наше приглашение.
— А у них хватит?
— Вряд ли.
— Почему, сэр?
— Потому что мы ещё до начала танца оттоптали им ноги. Старшина!
— Сэр? — откликнулся Харпер.
— Три захода, старшина. Повзводный огонь и быстро, насколько возможно.
— Есть, сэр.
Дистанция была велика для гладкоствольных мушкетов, но Шарп не намеревался больше убивать. Рождество — праздник мира, а не почерневших тел, распростёртых на мёрзлой дороге. Шарп хотел отбить у французов охоту сражаться.
Он хотел продемонстрировать французам, какой ад разверзнется, если они дерзнут вступить в противоборство с английской пехотой. Пехотой, стреляющей быстрее всех на свете. Он хотел устрашить врага и заставить отступить без боя.
— Назад, мистер Николз, — Шарп направил юного прапорщика в тыл ожидающих команды красномундирных рядов, — Пора, старшина!
Харпер распорядился снять штыки и зарядить оружие. Когда приказ был исполнен, ирландец гаркнул:
— Рота четыре! Рота пять! Огонь!
Две центральные роты выстрелили разом. Приклады толкнулись в плечи, и пороховой дым окутал гребень.
Харпер молчал, опытным солдатам не требовались приказы. Вторя ротам центра, пальнули остальные. Каждая рота была поделена на два взвода. Первый взвод стрелял, второй перезаряжал оружие, и наоборот. Для французов это должно было выглядеть, как ужасающая паровая машина, поочерёдно выбрасывающая смерть с огнём и клубами гари.
Приём повзводной залповой стрельбы был общепринятым. Им впечатлить французов Шарп не надеялся. Козырем британцев была интенсивность огня, и майор с удовлетворением отметил, что центральные роты перезарядили мушкеты ещё до того, как отгремели выстрелы фланговых рот. Мгновение, и те, что отстрелялись, бьют прикладом в землю с патроном в зубах, пока другие жмут курок. Мерный убийственный ритм. Варварская музыка боя.
Лучшая пехота мира демонстрировала своё искусство, и всякий благоразумный человек дважды подумал бы, прежде чем соваться к ним.
Но Пикар не был благоразумным человеком. Он был везучим человеком. Шарп, наблюдая за французами, скрипнул зубами. Его красноречивому предостережению лягушатники не вняли и готовились к атаке.
И тогда с юга, где на южной дороге засел пикет капитана Смита, донёсся выстрел. Шарп крутнулся назад.
Подоспел новый враг.
Часть 3
— Капитан Д’Алембор! — позвал Шарп.
— Сэр?
— Остаёшься за старшего, Далли, а я возьму твою лошадь.
Французская бригада строилась колонной. Колонна могла означать только одно — атаку прямо вверх по крутому склону. Но сначала требовалось расстрелять пятнадцать бочонков, преграждающих путь.
Пороха не было ни в одном из оставшихся бочонков. Тот единственный, что погубил гренадёров, наполнили из запасов Собственного принца Уэльского Добровольческого, а запасы эти были не так уж велики. Французы, не подозревая об этом, прилежно крошили пулями пустые ёмкости, в то время как вольтижёры усердно карабкались по откосам, выкуривая стрелков, которых и след простыл. Час, предположил Шарп. Двинутся в атаку через час, не раньше, да и атаковать будут без особого рвения. Так что время есть.
Тревожила майора та тысяча, что приближалась с юга. Тем отступать было некуда. Позади их ждали безжалостные гверильясы, а от родины отделяла тонкая цепь красных мундиров. Шарп проскакал по деревне и подъехал к сторожевому посту.
— Они ещё далеко, сэр, — сконфуженно уточнил капитан Смит, боясь получить от Шарпа выговор за то, что всполошил командира раньше времени.
— Правильно сделали, капитан, — успокоил его Шарп, доставая подзорную трубу.
— Жарко там у вас, сэр? — осведомился Смит робко.
— Пока нет. Мы показали лягушатникам, чем будем их угощать, но они всё ещё напрашиваются к нам на рождественскую трапезу.
Шарп, наконец, разглядел французов. Впереди ехали драгуны, за ними — телега, окружённая женщинами с детьми. Замыкала колонну пехота.
— Хорошо, — произнёс Шарп.
— Что «хорошо», сэр?
— Они ведут с собой жён и потомство. Значит, есть надежда убедить их сдаться без боя.
Что-то сверкнуло над киверами пехотинцев, и Шарп присвистнул:
— Ух ты, Орёл! Отличный подарок нам под Рождество!
Майор сложил трубу. Эвакуирующемуся гарнизону до перевала добрых два часа хода.
— Приглядывайте за ними, — приказал Шарп капитану и, повернув лошадь д’Алембора, помчался обратно к границе.
Сейчас всё зависело от того, насколько решительно настроена французская бригада. Провозись они с подготовкой к атаке достаточно долго, чтобы с юга подоспели их соотечественники, полку Шарпа не выстоять.
Слава Богу, английскую демонстрацию силы командир бригады воспринял, как вызов. Дорога была расчищена от бочек, и вольтижёры рассыпались на подступах к перевалу предвестием скорой атаки. Шарп выслал им навстречу своих застрельщиков.
— Мистер д’Алембор! Лёгкую роту вперёд! Насыпьте соли на хвост вольтижёрам!
Храбрые ребята французы, думал Шарп. Храбрые и безрассудные. Жаль, что не удалось остудить их пыл без крови. То, что перед ним сопляки-новобранцы, Шарп видел из неумелых действий вольтижёров. Дети совсем. Оторванные от мамкиной сиськи, наскоро обученные и брошенные на смерть дети. Жестоко и глупо.
Позади вольтижёров пришла в движение французская колонна. Шестьдесят рядов по тридцать солдат в каждом. Величественное зрелище и отличная мишень. Совесть кольнула Шарпа. Это не война, это убийство. Впрочем, убийство, в котором виноват не Шарп, а французский командир. Майор отозвал Лёгкую роту обратно и послал на юг, к Смиту. Драгуны могут вырваться вперёд. Стрелки их отгонят.
— Сам-то не спеши, Далли, — остановил д’Алембора Шарп, — Для тебя у меня есть особое задание.
Срезая углы виляющей дороги, колонна потеряла чёткость очертаний. Французы были уже шагах в ста от гребня. Подъём не дался им легко. Несмотря на холод, пот струился по их лицам.
Задирая головы, уставшие французы видели наверху только группу офицеров. Шарп убрал полк из поля зрения врага, намереваясь выдвинуть вперёд лишь в последнюю минуту.
— По-моему, пора, сэр, — сказал д’Алембор.
— Рано.
Выбивающие дробь в центре колонны барабанщики время от времени прерывались, давая возможность солдатам выкрикнуть: «Vive l’Empereur!», однако клич выходил жидким. Солдаты слишком вымотались, да и просто боялись.
— Пятьдесят шагов.
— Пора, старшина, — кивнул Харперу Шарп.
Пропуская вперёд красные шеренги, он старался подавить в себе жалость к молокососам-французам, вспыхнувшую так некстати.
— Огонь! — скомандовал Харпер.
Двойная линия красномундирников разом нажала на спусковые скобы, и свинцовый шквал ударил по синим рядам.
— Повзводно, от центра, огонь! — выкрикнул Харпер.
Машина смерти заработала вновь. Шарп больше не видел колонны. Всё закрыла серо-белая завеса порохового дыма. Впрочем, майор мог представить, что за ужас творится внизу. Два передних ряда французов смело сразу. Следующие ряды, спотыкаясь о мёртвых и раненых товарищей, продолжали шагать и тоже гибли.
— Целься ниже! — гаркнул Харпер, — Ниже цельсь!
Дым вонял тухлыми яйцами. Щёки солдат, обожжённые вспышками затравки на полках мушкетов, покраснели. Трава перед шеренгами горела, подпаленная тлеющими клочьями пыжей. Грохотали приклады, ударяясь о землю, лязгали в стволах шомпола, прибивая заряд. Гремели залпы. Французы ответного огня не вели. Старая история. Задние ряды колонны палить не могли, а передние выкашивались британскими пулями прежде, чем успевали прицелиться.