— Он накормил меня, да, — отвечаю я.
Мне кажется, она действительно выглядит немного раскрасневшейся. Но что-то подсказывает мне, что это не из-за работы во дворе.
— Отлично, — говорит она и проходит мимо. — Что ж, я надеюсь, вы всё же сможете прийти к соглашению. Мы любим Бонни и Тая, так что я, конечно, за них. Но я уверена, что они хотят справедливости, как и ты. Было приятно познакомиться с тобой, и, если тебе что-нибудь понадобится, я всегда рядом.
— Я тоже рада познакомиться.
Она мне уже начинает нравиться, эта смелая маленькая женщина с решительной походкой и то, как она разговаривает со мной, как будто мы давно знаем друг друга — от этого так комфортно.
Она машет мне рукой.
—Удачи тебе с Хартом. Он вернулся в гостиную.
— Спасибо, — отвечаю я, поворачиваюсь и возвращаюсь обратно к передней части дома.
— Ты в порядке? — интересуется Харт, листая испещрённый записями блокнот у себя на коленях.
— Да. Я встретила Элизу.
— Мне показалось, я слышал, как вы двое разговаривали, — говорит он, откидываясь назад, по его лицу медленно расплывается улыбка, похожая на сладкую патоку. — Она сказала тебе, какой я потрясающий?
— Не совсем, — отвечаю я и подбираю свой блокнот.
— Эй, — зовёт он, наклоняясь вперед. — Ты уходишь?
— Да, наверное, мне пора. Мы ничуть не продвинулись, — ответила я, имея в виду, что мы начали какое-то движение на кухне, но в совершенно неправильном направлении.
— Это потому, что я поцеловал тебя?
— Нет, — слишком быстро отвечаю я. Где моё бесстрастное хладнокровие?
— Тебе не обязательно уходить, — он протягивает руку, затем останавливается и отдергивает её. — Нам, наверное, стоит поговорить о цифрах, верно?
— Цифры? — переспрашиваю я.
Я люблю цифры. Как он мог знать об этом? Мне хотелось бы знать цифры, и каждый раз точно указывать сумму ущерба. С этого лучше всего начинать, когда имеешь дело с двумя враждующими сторонами. Если я могу уменьшить разногласия в споре до суммы не более чем в один доллар — без всяких эмоций, без всяких уловок — это моё любимое чувство.
— Какие цифры у вас есть?
— Ну что ж, — он листает свой потертый блокнот, когда я сажусь напротив него. — Исходя из документов предварительного слушания кажется ясно, что Бонни и Тай получили прибыль в прошлом году от...
— Пятнадцать тысяч двадцать один доллар и одиннадцать центов, — отвечаю я, хватая свою ручку. — Разделим между сторонами, это даст моему клиенту 7 510,55 доллара.
— Я имею в виду, взгляни, — произносит он, отбрасывая свой блокнот в сторону. — Мы здесь не говорим о больших деньгах.
— Нет, это для нас они небольшие. Но для Рейфорда это может означать лучшую жизнь.
— Конечно, потому что до сих пор он так много работал, чтобы чего-то добиться в своей жизни, — говорит он, бросая на меня испытующий взгляд. — Ты действительно хочешь, чтобы Рейфорд одержал верх в этом споре?
— Конечно, — отвечаю я, хотя знаю, что Рейфорд не самый приятный и чистоплотный клиент, но это не значит, что он не заслуживает того, чтобы его интересы представляли честно. — Он должен получить возможность высказаться в суде. У него есть серьезные претензии.
— Я считаю по-другому. И я думаю, что присяжные согласятся со мной в том, что Рейфорд — жалкий нищий брат-неудачник, который хочет нажиться на успехе Тая и Бонни.
— Мы так ни к чему не придем, — вздыхаю я.
— Хорошо, — он поднимает руки вверх, ладонями ко мне. — Давай вернемся к цифрам. Рейфорд хочет 7 510,55 доллара, несмотря на то, что он не приложил ни малейшего труда, чтобы заработать их.
— Этот рецепт...
— Это не является основанием для удовлетворения денежных компенсаций, и ты это знаешь.
— Я ничего такого не знаю, — отвечаю я, наклоняясь вперед. — И если бы не было никаких оснований вообще, судья Хьюстон удовлетворил бы твое ходатайство об отклонении. Он этого не сделал. Так что попробуй ещё раз, Харт.
Боже, спор с ним возбуждает мою кровь, и не в профессиональном смысле.
Он наклоняется ближе, преодолевая разделяющую нас пропасть.
— Он не удовлетворил мое ходатайство, потому что хотел, чтобы все выглядело так, будто он даёт тебе и Рейфорду шанс. Он баллотируется на переизбрание в следующем году. Он знает, что тебе не на что опереться, но хотел показать обществу, что он беспристрастен.
— Чушь собачья! — отвечаю я, прожигая его взглядом, который, я надеюсь, не выдаст огонь в крови, что бежит в моих венах. — У меня есть доказательства. Иначе ты бы не сидел здесь и не спорил со мной.
— У тебя нет ничего, кроме нескольких правильно составленных ходатайств и разумных доводов. Всё это рухнет перед присяжными.
Его тон граничит с насмешкой, но его глаза говорят что-то ещё. Он выглядит голодным.
— Давай закончим на этом.
Я встаю и перекидываю ремень портфеля через плечо.
— Ни за что! — говорит он, вскакивая на ноги.
Моё сердце подпрыгивает вместе с ним, когда он сокращает расстояние между нами.
Он наклоняется.
— Твой клиент должен отказаться от этого. Он не получит ни цента.
— А твоим клиентам нужно перестать быть скупыми придурками.
Его взгляд скользит к моим губам, и я снова оказываюсь в огне, моё желание к нему затуманивает мне зрение, и от этого у меня всё плывёт перед глазами.
— Я ухожу, — говорю я, поворачиваясь к двери.
Он берёт меня за руку и притягивает к себе, нахмурив лоб.
— Ты знаешь, что тебе нужно?
— Более разумный адвокат противоположной стороны?
Он притягивает меня для поцелуя, который зажигает пламя во всем моём теле. Одна его рука обнимает меня за талию. Я откидываюсь назад, но не могу вырваться. И да помогут мне небеса, я не хочу этого. Мой портфель соскальзывает с плеча, когда он толкает меня на диван. Я обнимаю его за шею, когда он следует за мной вниз, наши рты — сплав губ, зубов и желания.
Я знаю, что мы должны остановиться. Я знаю это. Но его язык так приятно чувствовать, а его твёрдое тело сверху на мне так идеально прижимается ко моему. Я приподнимаю бёдра, и он просовывает колено между моих ног, когда мы углубляем наш поцелуй. Он запускает одну руку в мои волосы, и я стону, когда он тянет за пряди. Ощущения пронизывают меня, и меня затягивает то, что происходит, и мне так сильно нравятся его прикосновения.