Я возвращаюсь в библиотеку, когда Элиза проходит мимо, затем выхожу и веду себя спокойно, подходя к Элле, говорю:
— Привет.
Она поворачивается и встречается со мной взглядом. Отвечает:
— Привет.
По крайней мере, она больше не выглядит расстроенной. Земляничного цвета засос украшает её шею, и я смотрю на него с гордостью, потому что, наверное, я тоже пещерный человек, как и Гаррет.
Я обнимаю её сзади, и мы смотрим на невозможный снег.
— Почему это так приятно? — интересуется она, обнимая меня за предплечья.
Я утыкаюсь носом в её шею и отвечаю:
— Потому что это правильно.
Она расслабляется рядом со мной, хотя её молчание говорит мне, что она снова переживает все свои тревоги. Мы долго стоим там и просто смотрим, как земля покрывается тонким слоем белого снега. Из кухни доносятся лязг и голоса, а также восхитительный аромат жареного мяса.
— Здесь так красиво. Так не похоже на то, что я помню, — произносит она, протягивает руку и проводит по контуру красного праздничного банта.
— Тебе следует навещать меня почаще, — отвечаю я, целуя её в мочку уха. Я хочу, чтобы она была в моей постели чаще, чем вне её. Я хочу задействовать её мозги для своих дел. Я так многого хочу от неё. Но я знаю, что не могу сказать всего этого. Не сейчас. Не тогда, когда у неё беспокойство на душе.
— Послушай, Элла. Я знаю, что ты вроде как смущена и запуталась во всём этом.
— Смущена? Нет. Я имею в виду, я знала, чего хочу, и я пошла на это сознательно.
— Стоило ли оно того? — задаю вопрос я и задерживаю дыхание. Потому что это самое главное. Это подскажет мне, не поторопился ли я, или она тоже это чувствует.
Она кладёт голову мне на плечо и отвечает:
— Да.
Мой счётчик самоуверенности переваливает за максимум и так сильно зашкаливает, что разлетается на куски. Я ухмыляюсь:
— Итак, ты хочешь сказать, что мои сексуальные навыки убедили тебя в том, что мы должны быть чем-то большим, чем просто адвокатами противоположной стороны?
— Основные правила. Не бросайся в меня словом на букву «л», ладно? И не жди, что я брошу это дело. И не думай, что только потому, что мы с тобой встречаемся, я должна измениться…
Я поднимаю её на руки и начинаю кружить.
— Я не хочу, чтобы ты менялась. Вот что я пытался тебе сказать. Я хочу тебя.
Её поток возражений затихает, когда она смотрит на меня.
— Только меня?
— Только тебя.
— Даже если я добавлю тебе ещё больше работы, уложу тебя на лопатки в суде и выставлю дураком перед твоими клиентами? — спрашивает она. Озорство в её глазах превращает мою кровь в лаву.
— Думаю, я не единственный чересчур самоуверенный, — отвечаю ей. Я не могу прожить ни секунды без вкуса её губ, поэтому я целую её, медленно прикасаясь к ней перед рождественской елкой. Омела нам не нужна.
Элла
— Хорошо, но там ещё один, — говорит Элиза, подползает к задней части рождественской ёлки и вытаскивает пакет, завернутый в красно-зелёную бумагу с кривобоким бантом сверху.
Я сижу на полу, скрестив ноги, с теплой чашкой кофе в руках. Рождественское утро выдалось холодным и ярким, солнце струилось сквозь украшенные окна. Дороги наконец оттаяли, но Харт уговорил меня остаться на Рождество. У него это хорошо получается. Я откидываюсь назад в его объятиях, когда он садится за моей спиной, расставив ноги по обе стороны от меня.
— На нем написано «Элла».
У Элизы появляется озорная улыбка, когда она протягивает его мне.
— Хм. Полагаю, Санта знал, что ты здесь? — уточняет Гаррет, потягивая черный кофе и рассматривая один из своих подарков — новые кроссовки.
Я беру посылку и узнаю каракули Харта на желтой бирке из блокнота, прикреплённой к красному банту.
— Как тебе удалось приготовить мне подарок, когда мы застряли здесь все это время?
Я поворачиваюсь, и он целует меня в щёку.
— Рождественское чудо, — отвечает он и ещё раз целует меня в губы. — Просто открой его.
Я переворачиваю его и дергаю за беспорядочно заклеенные швы.
— Я сам завернул его, — шепчет он мне на ухо.
— Я вижу, — шепчу я одними губами, но не произношу эти слова вслух. В конце концов, это подарок.
С рывком я вытаскиваю бумагу. Это книга. Я переворачиваю её и провожу пальцами по кожаной обложке. «Гордость и предубеждение».
Харт прочищает горло.
— Это не первое издание или что-то в этом роде, но это отреставрированное коллекционное издание 1930-х годов.
— 1937 год, — ворчит Гаррет, когда Элиза обматывает его шею красным клетчатым шарфом.
— Правильно, 1937 год. Я подумал, что тебе это может понравиться, — говорит Харт и наклоняется вперед, заглядывая мне через плечо, когда я открываю книгу. Он нервничает. Почему он делает такие вещи и беспокоится о том, нравится ли мне мой подарок? Это просто заставляет меня влюбляться в него ещё сильнее. Негодяй.
— Вау! — восклицаю я, проводя пальцами по гладкой странице. — Это прекрасно.
— Тебе она нравится?
— Мне нравится. Это одна из моих любимых.
Я поворачиваюсь и целую его, от всего сердца благодаря за все подарки, которые он подарил мне на это Рождество, и наименьший из них — книга.
Глава 10
Элла
— Спасибо, — говорю я, беру отказ от Рейфорда и кладу его в свой портфель.
— Итак, ты и этот парень из Блэквуда вместе, да? — Рейфорд откидывается на спинку стула и кладёт свои ноги в грязных ботинках на мой адвокатский стол.
— Да, и мы это обсуждали. Спасибо, что согласились оставить меня своим адвокатом и подписали отказ. И я могу обещать Вам, что мои отношения с ним не повлияют на мою работу.
— Это не моё дело. Это правда.
Он причмокивает языком, когда входят Тай и Бонни, хотя дольше всего его взгляд задерживается на Бонни.
Я слежу, как он наблюдает за ней. И тут до меня доходит. Как я могла это пропустить? Он неравнодушен к Бонни. Вот почему он подаёт в суд на своего брата? Ревность?
— Всем встать, суд идёт! — объявляет судебный пристав, а затем возвращается к игре на своем телефоне.
Судья Хьюстон подает знак нам всем, чтобы мы садились, и занимает своё место на скамье для судьи.
— У всех праздники прошли хорошо?
— Да, ваша честь, — подтверждаю я.
Хорошо? Нет. Лучше всех? Да.