– Но вы всё равно её уволили?
Почему Пайк не мог понять?
– Она солгала, и, если бы обман вскрылся, пострадала бы газета.
– Вы ошибаетесь. Мисс Уокер – ценное приобретение для вашей компании. Вы видели, сколько писем она получает в неделю? Почтовому отделу пришлось нанять двух дополнительных сотрудников.
Дюк об этом не знал, но вряд ли это имело значение.
– Тот, кто её заменит, обретёт ту же популярность, не сомневайтесь.
– Тогда скажите, что вы делаете здесь один в Рождество с таким видом, будто кто-то умер.
Дюк провёл рукой по подбородку.
– Вы когда-нибудь хотели чего-то так сильно, что вам было плевать на своё благополучие.
Пайк ответил не сразу.
– Чего-то или кого-то?
– Это имеет значение?
– Конечно, имеет. Вещи не могут полюбить нас или причинить боль. Как и не могут измениться.
– Ладно, кого-то.
Пайк выпрямился в кресле.
– Я знаю вас всю вашу жизнь. Даже ваш отец не был столь предан делу и помешан на успехе. Но принесло ли это вам счастье? Отец ваш был несчастным человеком и делал несчастными всех вокруг. Такую жизнь вы хотите для себя? Проводить Рождество здесь вместо того, чтобы быть дома с любящими женой и детьми? Поверьте мне, газеты выживут с вашим личным участием или без него. Не жертвуйте собой лишь, потому что вам кажется, будто он того хотел.
Неужели именно это он и сделал: взял на себя роль мученика, чтобы покойник мог им гордиться? Дюк не имел понятия, но Пайк очень точно описал отца.
– Я не хочу жить его жизнью, но жене и детям придётся подождать, пока я не обеспечу достойное наследство.
– В жизни нужно соблюдать баланс, Дюк. В издательском деле всегда есть к чему стремиться. Но когда вы станете старым и немощным, газеты не возьмут вас за руку. Вы знаете, всю прошлую неделю я нянчил внуков, чего были моим лишены мои собственные дети. Я пропустил те года, потому что постоянно находился здесь, и я сожалею, что не делал время от времени передышки, чтобы насладиться простыми вещами.
Дюк задумался над словами Пайка, пытаясь вспомнить, присутствовал ли отец когда-нибудь на днях рождения или праздниках… на пикниках? Катался в парке на лошади? И не смог припомнить ни одного случая, когда проводил время с отцом вне стен конторы.
– Я знаю ту женщину?
– Да, знаете, – пробормотал Дюк.
Лицо бывшего редактора помрачнело.
– Погодите, вы же не имеете в виду... – Дюк не стал ничего отрицать, и тогда Пайк выпалил: – Только не это. Она не для вас.
Реакция Пайка поразила Дюка, и он тут же вступил в спор.
– Почему же? Вы только что пели ей дифирамбы. Сами сказали, что она ценное приобретение.
– Для компании. А не для... неважно, это исключено. Она добрая и порядочная девушка. Приличная молодая леди, а не потаскушка. Она не заслуживает того, чтобы стать...
– Успокойтесь, Пайк. Я говорю не об этом.
– Тогда о чём? О женитьбе? – Когда Дюк не ответил, Пайк сердито выдохнул: – Ещё хуже! Я не стану свидетелем того, как вы обрекаете эту женщину на пожизненное одиночество и душевную боль. Она слишком хороша для таких, как вы.
Дюк ослышался или перебрал с виски?
– Слишком хороша для меня? Эта женщина обманывала широкую общественность, читающую газеты, почти два года! Она лгунья и шарлатанка.
– Она женщина, которая отчаянно хотела получить работу в газете. И не более того. Она пришла на собеседование на должность репортёра, но я уговорил её вести колонку советов, потому что Роуз – на редкость здравомыслящий человек. Она мне нравилась, чёрт возьми. Возможно, вы не в курсе, но мать мисс Уокер много лет проработала горничной. У неё слабое здоровье, и Роуз копит деньги, чтобы помочь ей удалиться на покой. Как вы можете её за это винить?
Дюк всё понимал, но мешала глупая гордость. Роуз солгала ему. Заставила почувствовать себя дураком. “Позаимствовала” чужой дом для званого ужина. Господи, моральные устои этой женщины были чересчур гибкими, как стебли пшеницы на ветру. Как можно снова начать ей доверять?
Пайк выдохнул, затем осушил свой бокал и со стуком поставил его на стол.
– Знаете, в чём ваша проблема, Дюк? Вы не хотите признавать, когда не правы. Продолжаете двигаться вперёд, не оглядываясь назад. Потому что, если вдруг задумаетесь о прошлом, можете пожалеть о некоторых своих решениях... и тогда вам придётся признать, что вы не идеальны. – Он встал и взял картину под мышку. – Только вы не понимаете, что в мире достаточно идеалов. А вот сострадания и сочувствия отчаянно не хватает. И, если вы не сможете это усвоить, вас ждёт очень одинокое будущее.
Пайк развернулся и направился к выходу.
В груди что-то шевельнулось. Дюк скучал по Пайку и не хотел, чтобы их сотрудничество закончилось вот так.
Он проработал в газете больше сорока лет, а потом оказался выброшен на произвол судьбы не по своей вине.
Роуз была права, чёрт возьми.
– Постойте, – крикнул Дюк вслед Пайку. – Мне бы хотелось вернуть вас на прежнюю должность.
Обернувшись, бывший главный редактор нахмурился.
– Вы хотите снова меня нанять?
– Да, хочу. – Такой уверенности в правильности своего решения Дюк никогда не испытывал. – Пожалуйста, возвращайтесь. Я был не прав, когда вас уволил.
– Да, был. – Пайк провёл рукой по подбородку. – Никогда не думал, что услышу от вас такое.
Как и Дюк. Раньше он никогда не менял решений.
– Возможно, я учусь состраданию и сочувствию.
Губы Пайка дёрнулись.
– Вполне вероятно. Я и правда скучаю по работе, но у меня больше нет желания трудиться по девяносто часов в неделю. Мне нравится проводить время дома с женой и внуками.
– Что скажете насчёт неполного рабочего дня?
Пайк ухмыльнулся.
– Тридцать часов в неделю за прежнюю зарплату.
Дюк усмехнулся несуразной сделке. Пайк загнал его в угол, и они оба это понимали. Пожилой редактор был незаменим.
– Хорошо, но приступаете к работе завтра.
Глава 10
Роуз грызла ноготь и наблюдала за тем, как мама и остальные читают последнюю колонку миссис Уокер. Все собрались на кухне в доме Лоу над газетой, разложенной на выпачканном в муке и соли рабочем столе миссис Райли.
Бриджит ахнула, а Генри прикрыл рот рукой. Мама Роуз хранила молчание, но сжатые губы говорили о многом. Когда собравшиеся дочитали колонку до конца, никто не проронил ни слова.
Наконец Генри нарушил молчание.
– Ты во всём созналась?
– Да, созналась.
Читатели теперь знали правду о возрасте и семейном положении миссис Уокер. Не называя имени мамы, Роуз объяснила причины, по которым притворялась, попросила прощения и выразила надежду на понимание. А затем сообщила, что это её последняя колонка.
Теперь Дюку будет трудно подыскать того, кто станет писать под именем миссис Уокер.
– Зачем ты это сделала? – спросила мама, её глаза блестели от непролитых слёз. – Тебе же нравилось выступать в роли миссис Уокер.
– Нравилось. К сожалению, недавно меня уволили. – Кухня ахнула. – Это моя последняя колонка, я хотела честно попрощаться с читателями.
– Не могу поверить, что он тебя уволил, – рявкнул Генри. – Что произошло между вами тем вечером?
В конце концов, Роуз рассказала маме о званом ужине, после чего выслушала часовую лекцию о глупости затеи. Однако она никому не созналась в том, что случилось в кладовой. Этот опрометчивый поступок остался на её совести.
– Он расстроился из-за моей лжи, сказал, что обман может поставить под угрозу репутацию всей газеты.