День был жарким. Веял легкий ветерок. «Как было бы хорошо, если бы кто-нибудь сейчас разделил со мной мое одиночество!» — подумала я, выходя из воды на берег.
На ум мне пришли строчки стихов, которые я впервые услышала из уст Джона Стикса. Они на всю жизнь останутся у меня в памяти.
прочла я вслух и, усевшись на коня, поскакала в гору, в глубь лесной чащи.
Сверху открывался живописный изгиб реки.
Я видела двоих ребятишек, резвящихся на берегу. Рядом проходила темнокожая пожилая женщина.
Ребятишки, увидев ее, сразу же плюхнулись в реку и стали самозабвенно барахтаться в воде.
Я остановила коня и подумала, что если на этой земле все настолько покойно, то, наверное, и бояться мне нечего. Вряд ли в лесах могли водиться дикие звери. Я набросила ремень ружья на луку седла и, привязав лошадь к дереву, отправилась в чащу по узенькой извилистой тропе.
Я думала об индусах и о нас, приехавших в эту удивительную страну с далекого запада. «Насколько мы равнодушней к чужому страданию, хотя исповедуем христианство, — думала я, — насколько равнодушней к своему «я», к человеческой душе…
…Иногда мы делаем добро, заботясь о материи, о больных и слабых, часто бываем способны сострадать… Но все это — компромисс…»
Да, все наши добрые деяния показались мне теперь компромиссом. Как мне хотелось быть по-настоящему кому-то нужной. Как хотелось предать себя в руки справедливости, и пусть поздно, но по-настоящему пожертвовать собой во имя чего-то или кого-то…
Ветер шелестел в ветвях.
Я снова почти пропела вслух запомнившиеся мне строки:
Незаметно для себя я оказалась в глубокой чаще. Ветви деревьев сомкнулись над головой. Но вот передо мной открылась поляна. Где-то за спиной раздался чуть слышный шорох листвы. Вздрогнув, я повернулась в ту сторону, откуда слышался шорох.
Яркие лучи солнца проникали в лес, освещая пространство между деревьями. И вдруг на освещенной солнцем поляне я увидела тигрицу. Заметив меня, та остановилась как вкопанная. Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Затем тигрица наклонила голову, встряхнула ею, словно пытаясь избавиться от моего взгляда, выгнула спину и, как мне показалось, приготовилась к прыжку.
Вне себя от страха и бессилия, я упала на колени, взывая к Господу. Губы мои сами собой зашептали:
— Пречистая, благословенная дева Мария, спаси и сохрани! Помилуй!
Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди. В одно мгновение мне вдруг вспомнилась VI глава от Матфея, которую каждое воскресенье вечером меня заставляли читать наизусть, когда я жила девочкой в Ловудском приюте.
И я прошептала:
И моя мольба к Господу была услышана. Совсем рядом за моей спиной раздался голос Джона Стикса.
— Я бы на вашем месте не шевелился… Иначе зверь подумает, что он вас может съесть…
Затаив дыхание, я медленно повернула голову и прошептала:
— Дайте ружье!
Но Джон Стикс, спокойно наблюдая за тигрицей, не спешил нажать на курок.
Тигрица еще немного потопталась на месте, принюхиваясь, затем сделала несколько шагов в мою сторону.
Душа моя затрепетала, сердце готово было выскочить из груди.
— Стреляйте! — с ужасом пробормотала я, не глядя на Джона. — Ну, стреляйте же! Пожалуйста! Стреляйте!
Я услышала щелчок. Почувствовала горячее прерывистое дыхание Джона за своей спиной.
Тигрица подошла еще ближе. Между мной и зверем оставалось не более пяти шагов. Голова у меня закружилась.
— Боже мой, стреляйте… — взмолилась я. Слезы стояли у меня в глазах.
Но Джон спокойным голосом произнес:
— Она уже позавтракала. Она уйдет.
Будто поняв эти слова, тигрица довольно вильнула хвостом и скрылась в чаще.